Хоккенхаймская ведьма

— Убирайся отсюда, пёс ланнский.

И снова волна неодобрительного гула покатилась по залу.

— Мы, земля Ребенрее, имеем свои законы и правителей, уезжаете в свой Ланн.

Ни председатель городского совета, что сидел по правую руку от обер-прокурора, ни он сам не останавливали крикунов. И тот, и другой смотрели на Волкова мрачно и спокойно с едва заметной тонкой усмешкой, как на уже осуждённого, который вздумал ещё потрепыхаться.

Волков понял, что эти крики не остановить, они часть игры. И тогда он просто сел на стул, который принёс Ёган, и стал ждать, пока крикуны не накричаться.

— Каков наглец! — кричали нобили.

— Ваше поведение вызывающе!

— Вы сели перед городским советом и обер-прокуроров без разрешения.

Волков сидел и молчал, он был спокоен, а Ёган стоял ни жив ни мёртв от страха.

— Вы проявляете неуважение! — продолжали кричать городские господа.

— Вы нежеланный гость в нашем городе!

Наконец, обер-прокурору это всё надоело, он что-то шепнул председателю, и тот поднял руку, крики стихли, а председатель произнёс:

— Господа, давайте дадим этому… господину высказаться. Нам все интересно, как низко мы пали в бездну беззакония. Ну, говорите, кавалер.

Его слова снова вызвали неодобрительный гул, но Волков понял, что теперь сможет сказать то, что хотел. Он назло городским господам да и самому обер-прокурору не поднялся со стула, а только поднял вверх руку, давая знак ротмистру. Брюнхвальд тоже поднял руку, и тут же в ратушу пошли солдаты, и несли они кипы одежды. Одежда была старой, рваной, гнилой и ветхой. Там были сапоги и плащи, колеты расшитые и нижнее бельё. Всё, всё, всё, что носят или носили люди. Солдаты стали раскладывать её, бросали кучами прямо перед столами, за которым восседал городской совет.

— Что это?

— Что это за хлам?

— Здесь не помойка, — снова кричали нобили.

Но другие с интересом разглядывали старую истлевшую одежду и смотрели на Волкова, ожидая разъяснений. Наконец, вся одежда была рассыпана пред столами, солдаты ушли. И кавалер произнёс:

— Думаете, что это господа? К чему это тут?

— Говорите уже, нет времени у нас!

— Хорошо, скажу, — Волков так и не встал со стула. — Это одежда убитых в вашем городе купцов.

Смех, недоверие, ропот:

— Чушь!

— Кто вам поверит?

— Где вы её взяли?

— Взял я её в подвале приюта для скорбных жён, настоятельницей коего была благочестивая матушка Кримхильда. А её помощницей там была благочестивая Анхен. Надеюсь, все знали этих женщин?

— Враньё!

— Нет, не враньё! — улыбался Волков, понимая, что зря ему дали говорить, теперь он был уверен в себе. — Со мной было два десятка человек, все покажут, что нашли всё это мы там.

— Да мало ли, что могло храниться в подвале! — не верил председатель. — Откуда взяли вы, что сия одежда убитых людей?

Кавалер был готов к этому вопросу, он опять поднял руку и, повернувшись, кивнул ротмистру Брюнхвальду, всё ещё стоявшему у входа. Тот тоже сделал знак. Тут же в проходе появился закованный в кандалы человек. Звякая по полу цепями, кланяясь на каждом шагу и озираясь, в залу вошёл Михель Кнофф, привратник приюта для скорбных жён. За ним, ведя его как пса на верёвке, шёл Фриц Ламме. Фриц вывел привратника перед столами, туда, где сидели городские советники.

— Пред тобой городской совет города Хоккенхайм и сам обер-прокурор земли Ребенрее, — начал Волков. — Говори без хитрости и лукавства, как будешь говорить перед Богом.

Привратник молча кивал, соглашался.

— Скажи, как нарекли тебя отец с матерью.

— Нарекли меня Михелем, в честь святого Михеля, я в тот день родился, а фамилия моя Кнофф, — говорил привратник, поворачиваюсь к Волкову.

— Не мне, не мне говори, господам говори, — произнёс кавалер.

— Нарекли меня Михелем, я в тот…

— Хватит, хватит, мы поняли, — раздражённо прервал его председатель. — Где ты работал?

Многие из присутствующих знали его, он не раз отворял им двери.

— Я работал в приюте матушки Кримхильды истопником, конюхом и привратником, — говорил мужик.

— Скажи, давно ли? — уточнил Волков.

— Двадцать лет, — привратник снова поворачивался к кавалеру, ему говорил.

— Господам, говори, господам, — морщился кавалер. — Я тебя всю ночь слушал, довольно с меня уже.

— Двадцать лет, — повторил Михель для господ.

— А что это такое? — спрашивал его председатель, обводя рукой кипы полуистлевших одежд.

— Это одежда убиенных купцов, — глазом не моргнув, сказал привратник.

Снова пошёл по залу ропот, но теперь этот ропот не пугал Ёгана, это был ропот удивления и возмущения. Он покосился на своего господина и ещё больше уверился в нём. Тот сидел спокойный, как будто дома у себя, в Ланне, за столом ждал обеда.

— Откуда ты знаешь, что это одежда убиенных купцов? — продолжал председатель.

— Так знаю, и всё, — удивлялся такому вопросу Михель Кнофф.

— Расскажи, как убили первого купца, — сказал Волков. — Давно это было?

— Так, двадцать лет назад! Когда благочестивая Анхен в дом матушки Кримхильды пришла, тогда и приюта ещё не было, старый дом ещё был. Вот, а меня взяли, вроде как сторожем.

— Кто тебя взял? — уточнил Волков.