Хоккенхаймская ведьма

Он ещё не доехал до постоялого двора, как его догнал Брюнхвальд и заговорил сразу.

— Отчего попы вдову решили наказать?

Волков глянул на него удивлённо, но ничего не ответил.

— А вы знали, что вдову пороть собираются? — продолжал ротмистр, видно этот вопрос не давал ему покоя.

— Нет, с чего мне знать, я ж не выношу приговоров.

— За что бабу бить будут, не понятно.

— Всё понятно, за блуд.

Волкову было понятно, а вот Брюнхвальду нет, он не соглашался.

— Так не замужем она.

— Карл, я не буду спорить, мне всё рано.

Они въехали во двор трактира, но видимо ротмистр не считал разговор законченным:

— Кнутом бить будут, да ещё два талера возьмут.

— Ничего, не обеднеет, сыр всегда людям нужен будет.

— И ещё у столба стоять весь день, на позоре.

— Карл, что вы хотите? — Волков слез с коня.

— Может попросить попов, чтобы изменили приговор? — предложил Брюнхвальд.

— Вы в своём уме? — Волков стал пристально его разглядывать, — изменить приговор, да Максимилиан его уже на рынке прочёл, теперь у церкви читает, да и с чего бы попам менять приговор.

«А-а, старый вы дурень, Брюнхвальд, — догадался кавалер, — вам что, приглянулась вдова?»

— Причём здесь это, — бурчал ротмистр, — приговор не справедливый.

— А по мне так справедливый.

— Пять ударов кнутом по женской коже? Справедливо?

— Скажем Сычу, чтобы бил милостиво, чтобы не попортил кожу.

— А два талера?

— Карл, я целыми днями думаю о том, чем платить вашим людям и вам, — начинал злиться Волков, — и я даже представить боюсь, сколько ещё с меня попросит трактирщик за постой. И уж я, не задумываясь, возьму с вдовы два талера, а раз вы так за неё переживаете, отдайте эти пару монет сами.

Брюнхвальд насупился, стал таким, каким Волков его увидел в первый раз, суровым и жёстким:

— У столба её будут день привязанной держать.

— Попы уедут, сразу отпустим.

— Позор ей будет.

— Ей уже позор. Весь город знает, что к ней мужики ходили. Да и весь город знать будет, что трём бабам из-за неё языки повырывали.

— Думаете ей лучше уехать? Думаете, что семейство Липке ей не простит этого?

Кавалер развёл руками, мол: «Ты и сам всё понимаешь». Он бросил поводья Ёгану и пошёл в трактир, ему совсем не хотелось продолжать этот разговор, а вот Брюнхвальд ещё, видимо, не закончил. Шёл за ним.

Да на счастье Волкова почти в дверях трактира его встретил брат Ипполит, и, поздоровавшись, произнёс:

— Господин, есть ли у вас время поговорить с бароном?

— Есть, — сразу согласился кавалер. — А что он хочет?

— Думается мне, он вам хочет дело предложить.

— Дело? Один барон мне уже дело предлагал. Мне не понравилось, — Волков готов был отказаться, да нельзя отказывать человеку, который ездит на карете с гербом герцога Рбенрее, даже не выслушав его. — А что за дело, не знаешь?

— Не знаю, думаю, дело будет конфиденциальное.

Брюнхвальд хмурый стоял рядом, ждал, Волков глянул на него и сказал монаху:

— Конфиденциальное. Ну, пойдем, послушаем.

Барон уже не лежал в кровати, выглядел лучше, Волков сразу это отметил:

— Рад, что вы идёте на поправку, барон, — сказал он, садясь в кресло и беря у слуги стакан с вином.

— Всё благодаря вам, кавалер, этот молодой монах на удивление неплохой лекарь, и чтец, и умник, — отвечал фон Виттернауф, садясь в кресло напротив. — Как идёт ваша инквизиция?

— Дело закончено, ведьм не нашли, бабы оклеветали вдову к которой ходили их мужья.

— Как раз тот случай, когда вдова была весёлой, — усмехнулся барон.

— Ну, теперь ей уже не до веселья, получит пять кнутов и ненависть семей, чьим жёнам палач отрежет языки за навет.

— В общем, все получат то, что заслужили.

— Да.

— Вы не пьете вино, — заметил барон, — ах, да, я забыл вы держите какой-то свой пост.

— Святые отцы решили, что я недостаточно свят для их миссии, наложили епитимью, — Волкову было нелегко, речь барона была изыскана и утончённа, в прошлый раз, когда они были тут с Брюнхвальдом, барон говорил проще. Кавалер пытался говорить так же.

— Я позвал вас, чтобы поговорить с вами. Вас это не удивило? — начал барон.

— Судя по тому, сколько вы обо мне расспрашивали, это должно было случиться, — заметил Волков.

— Да, наверное, вы правы, может быть для вас, моё приглашение было очевидным, — едва заметно улыбнулся фон Виттенауф, — понимаете, у меня есть одно дело, но…

Он замолчал. И кавалер продолжил за него:

— Вы бы хотели услышать от меня обещание, что ваше дело будет тайной, и я никому о нём не расскажу?

— Вы удивляете меня соей проницательностью, — сказал барон, — именно об этом я и хотел вас просить.

Волков чуть подумал, вздохнул, и отпил вина, пост — постом, а когда речь идёт о серьёзном деле можно и вина выпить. И начал:

— Барон, у меня сейчас не простое положение, через неделю я должен выплатить людям довольствие, ещё мне нужно будет заплатить за постой в этом трактире, а он не дёшев. Думаю, что мне потребуется сто монет, а Трибунал не собрал в этом городе и пятидесяти. Мало того, я не могу бросить святых отцов и заняться другими делами. Поэтому, я не буду вам ничего обещать, вряд ли я смогу помочь вам. Так что, лучше, не раскрывайте мне своего тайного дела.