Хоккенхаймская ведьма

— С вашими делами смог справиться и ваш ротмистр, — заметил барон. — Охранять попов не мудрёное дело.

— Да, может быть, но обстоятельства складываются так, что я не могу бросить это дело.

— Я слышал о вас ещё до того, как мне рассказал о вас ваш монах, я, конечно, не знал вашего имени, но случай с дуэлью сделал вас известным при дворе принца.

— Боюсь, что эта слава не послужит мне добром, — отвечал кавалер.

— Да уж, известие о смерти Кранкля огорчило принца. Но он умный человек, уверяю вас. Вы, наверное, догадались, что я близок ко двору курфюрста.

— Карета с его гербом стоит во дворе. Не трудно догадаться.

— Я уполномоченный посол Его Высочества герцога Карла Оттона четвёртого курфюртса Ребенрее.

Волков жестом произвёл знак уважения.

— И я, и герцог, и мой друг, канцлер земли Ребенрее Венцель — продолжал барон, — были бы вам признательны, кавалер, если бы вы оказали нам услугу. Я наслышан о ваших подвигах, полагаю, что именно вы нам и нужны.

Барон замолчал, ожидая реакции кавалера.

А вот теперь Волков совсем не хотел оказывать услугу всем этим знатным господам. Подвиги! Нет, что-то не нравилось ему в этом деле. Неужели у такого влиятельного человека как принц Карл, которого считают вторым человеком в империи, не нашлось желающих оказать ему услугу. Не может такого быть. Нет, хватит с него подвигов, за один подвиг он получил пожизненную хромоту и вечную боль в ноге, за второй такой подвиг, папский нунций требовал следствия и устроил ему розыск. Нет, Волков и знать не хотел, что это за дело:

— Дорогой барон, я не могу бросить святых отцов.

— Вы говорили о том, что вам не хватает пятьдесят талеров. Это решаемый вопрос. Моя посольская казна ограничена, но я готов выделить вам деньги.

— Дело не в деньгах. Дело…

Барон его прервал, он уже не был так любезен.

— Кавалер, против вас ведётся дознание в Ланне, бургомистр Фёрнебурга мечтает колесовать вас на площади. Не думаю, я, что в вашем положении следует отталкивать руку дружбы. Тем более, что услуга будет вознаграждена.

— Против меня ведётся дело в Ланне, и магистрат Фёренбурга хочет видеть меня на своей площади именно потому, что я, в своё время, не оттолкнул такой руки, которую вы мне теперь протягиваете, — он встал, передал бокал с вином слуге, — пока я не могу принять вашего предложения, барон. Я служу Святому Трибуналу.

Он поклонился и пошёл к двери, а барон Виттенацф вставать не стал, только кивнул в ответ. Он был явно недоволен переговорами.

А Волков шёл к себе и надеялся, что следующее дело инквизиции, даст ему денег, чтобы полностью расплатиться с людьми ротмистра. И ему не придётся связываться с делами, за которые ему будут благодарны столь влиятельные нобили.

Глава 9

— Тепло совсем уже, — говорил отец Иоганн, оглядывая собравшуюся толпу. — Ветер южный.

— Так дело уже к пасхе пошло, — отвечал ему отец Николас, — скоро великий пост. Надобно до поста поесть, как следует, а то когда ещё разговеешься.

— Надобно, надобно, — кивал отец Иоганн и улыбался. Сообщал доверительно. — Поедим, братия. Сегодня после экзекуции и поедим. Я просил трактирщика жарить нам поросёнка.

При слове «поесть» взгляд бледного отца Ионы загорелся. Он всё ещё хворал нутром, похудел, пил капли и кутался в рогожу, хотя ветер был тёплый, но поесть поросёнка был готов. А что ж, дело сделали, виновных нашли, осудили, отчего не поесть поросёнка.

— Поросёнка это хорошо, — кивал он, — с горчицей и мёдом очень хорошо поросёнка кушать.

— Именно, именно, — соглашались с ним святые отцы.

А народу на площади было уже столько, что солдат на всё не хватало, именно для этого святые отцы и брали столько солдат, в остальные дни надобно было едва четверть от отряда. Люди приезжали с окрестных деревень семьями, с детьми, брали с собой еду. Ехали смотреть казнь.

— Не пускай их сюда, — орал Брюнхвальд своим людям. — На пять шагов к эшафоту не пускай. Эй, ты! Убирай телегу, прочь, не ставь тут.

— Бургомистр скряга, эшафот из палок построил, — говорил кавалер.

— Да и Бог с ним, всё равно завтра разберут его.

— Да простоит ли он до завтра, сейчас взойдут на него шесть человек, как бы не рухнул он.

— Будем Богу молиться — не рухнет, — говорил ротмистр и тут же опять орал. — Куда с телегой прёшь? Сержант, не пускай их сюда с телегами, заворачивай их на улице обратно.

Бургомистр, члены магистрата, местные святые отцы и прочие нобили — все были в сборе. Женщин тоже привели, они стояли у эшафота. Покорные, не рыдали даже. Среди них была и вдова Вайс. Зная, что на эшафоте ей заголят спину, она была только в юбке и полотняной рубахе, и в чепце, да под шалью. Лицо её было бледное, почти белое, подстать её рубахе. Она то и дело бросала взгляды на Брюнхвальда. Тот ей едва заметно кивал. А потом начинал разговор:

— Ваш Сыч-то не подведёт? Не станет с неё кожу снимать?

— Карл, мы уже пять раз говорили об этом, — устало отвечал Волков.

— Я волнуюсь.

— Да не волнуйтесь вы.