— Не знаю, — отвечал Волков, оглядывая роскошь.
— Боюсь, что путают, а как узнают, что мы не принцы, так попрут нас отсюда вместе с вещами.
— Попрут, так попрут, — философски размышлял Сыч. — А пока тут поживём, экселенц, а мы где спать будем?
— Вроде как вам своё место укажут, Ёган, а ты как вещи принесёшь, воду готовь мыться, и насчёт ужина распорядись.
— Да, господин.
Ёган помог Волкову снять сапоги, ушёл. Пришёл монах, уложил его на роскошную кровать, зажёг свечи, стал смотреть резаную руку. А кавалер наслаждался комфортом и теплом. Если бы вчера ему не врезали доской или ещё чем по голове, не порезали руки и голову, и он не потерял бы меч, можно было бы считать, что дело идёт хорошо.
А вот монах так не думал, брат Ипполит хмурился, разглядывая его руку. За ухо он только мельком взглянул, а руку опухшую смотрел и трогал долго. Мял, следя за реакцией кавалера. А потом произнёс:
— Ладно, завтра будет видно.
Тут в дверь постучались и спросили, можно ли еду приносить. Волков дал согласие и босой — по коврам ходить было приятно — пошёл к столу. А на стол ему ставили лакеи в чистой, справной одежде. Кланялись, как входили, носили еду и вино, посуда вся удивительна, а блюдо под пирогом так и вовсе серебро. И кушанья была подстать посуде. Волков ел так, как давно не ел, пока мог. Часть дал Максимилиану. А остальное отдал Ёгану, много осталось. Тот пошёл в людскую, где спали слуги, и там они с Сычом, монахом и девицей Эльзой Фукс ещё лакомились пирогом с зайчатиной. И остатками ветчины.
После, кавалер помылся, отпустил Ёгана и завалился спать, да тут руку начало дёргать, не больно, но неприятно. И голова в который раз заболела. Он уже хотел позвать монаха, да тут в дверь заскреблись. Пришёл Сыч, глядел заискивающе, просить, видно, что-то собирался. Кавалер лежал на кровати и ему был не рад:
— Чего тебе? — спросил он у Сыча.
— Экселенц, я вот о чём спросить хотел, — мялся Фриц Ламме.
— Говори уже.
— Чтобы вы не серчали, как в прошлый раз, хочу спросить у вас, можно мне девицу эту пользовать?
Конечно, чего этот пройдоха ещё желал просить. Молоденькую девицу Эльзу Фокс хотел пользовать. Волков молчал.
— Я так думаю, она уже и не девица, от неё авось не убудет, ежли я попользуюсь, — продолжал Сыч.
Кавалер и сам о ней думал за ужином, она приятна была. Но то ли зад у неё был для него тощий, то ли огня у него не было сегодня, а, скорее всего, чувствовал себя он плохо, вот и не стал звать девушку. А Сыч стоял, ждал его решения. Хоть и неприятно было Волкову, что бы он имел девчонку, но Сыч много делал правильного последнее время, был полезен, и кавалер сказал:
— Ладно, заслужил, бери, но только добром.
— Экселенц, конечно, я тут бабу в Альке брал со злобой, так как она сама зла была, а эту девчонку только лаской.
— Ладно, иди, и скажи монаху, чтобы пришёл, голова у меня болит.
Глава 16
Волков стоял у огромного зеркала в полный рост и рассматривал свои красные глаза. Глаза были страшные, хотя уже и не такие страшные, как вчера. И сегодня, как встал, у него совсем не болела голова. Он с удовольствием мылся, надел чистое бельё и шоссы, удивительно как быстро он привык к ним. Ёган помог подвязать их. Кавалер всю жизнь носил штаны, как солдат или простолюдин, ведь шоссы были всегда намного дороже. Носил штаны, даже когда служил в гвардии. Хоть многие сослуживцы над ним подтрунивали, он штанам не изменял. Под доспех, всё-таки, штаны надевать было удобнее. Сейчас, с яркими шоссами, нарядный колет смотрелся бы лучше, но Волков помнил, что совсем недавно его старая бригантина спасла ему жизнь, остановив нож бандита, и решил надеть её. Да и холодно ещё было, а под бригантину, всё-таки, можно пододеть теплую стёганку. Всё бы ничего, всё бы было хорошо, да вот рука была красна вокруг зашитой раны. И если ею шевелить хоть немного, она побаливала.
Покрасовавшись пред зеркалом, он уселся за стол, стал думать, что будет делать сегодня. Собирался наведаться к командиру городской стражи и ждал, когда Ёган принесёт сапоги, и когда подадут завтрак. Тут в дверь постучали.
— Входите, — сказал кавалер.
Вошёл Максимилиан, поклонился:
— Доброе утро, господин, кони осёдланы, я проверил, кормили их и чистили исправно.
— Хорошо, — задумчиво говорил Волков. — Любопытно, сколько стоит жить в этом постоялом дворе?
— Не знаю, господин, — отвечал юноша, — но люди тут сплошь почтенные. Сидят, завтракают сейчас внизу.
— И много их?
— Изрядно, господин, — говорил Максимилиан.
Кавалер удивлялся, что в таком дорогом месте много посетителей, но молодой Брюнхвальд не уходил.
— Что ещё? — спросил его кавалер.
— К вам старуха пришла, распорядитель её не пускает, а мне она не говорит, зачем пришла. Вас добивается.
— Что за старуха?
— Нищая.
Волоков помолчал, потом указал на комод, там лежал стилет:
— Дай-ка его сюда и зови старуху.