Хоккенхаймская ведьма

Она вышла из таза, села в кресло, служанка взяла полотенце, но бургомистр подошел, забрал у неё полотенце, встал перед красавицей на колени и стал сам вытирать её ноги. А она, не стесняясь, давал ему вытирать их, и не прятала от его взгляда себя, напротив, не давала рубахе прикрыть то, что скрыто быть должно. А служанке сказал коротко:

— Поди.

Та поклонилась и ушла. А бургомистр как ждал этого, сразу потянулся к роскошному телу губами. А красавица его голову оттолкнула, а ноги сдвинула, и подол рубахи опустила. Встала. Надела туфли.

— Отчего ты зла так? — удивился бургомистр, тоже вставая.

— Не зла я, — просто отвечала красавица. — Просто матушка волнуется, а когда матушка волнуется, то и мне не до ласк.

Она встала у зеркала, взяла щётку, начала расчёсывать волосы. Он подошёл к ней, обнял сзади, стал трогать её груди. Сжал их крепко. Они были как камень твёрдые, тяжёлые, горячие — молодые. Она была не против, смотрела на него с ухмылкой через зеркало, да волосы свои волшебной красоты чесала.

— Отчего же ты так зла со мной, — сопел от возбуждения бургомистр. — Отчего не зовёшь меня?

Он попытался задрать ей подол рубахи, но этого она не позволила сделать. Оттолкнула его и со смехом сказала:

— Пыл-то свой убавь. Не для того тебя звала.

— А для чего же? — не понимал он.

— Говорю же, матушка волнуется, ты мне писал сегодня, что рыцарь приехал в город, от вельможи какого-то. Розыск какой-то чинить.

— Писал, — нехотя говорил фон Гевен.

— Так вот этот рыцарь у меня сегодня был. Матушку разволновал он, — она вдруг сделалась строга и холодна. — Матушка сказала, что рыцарь этот зол. Зол и опасен нам.

— Да какая в нём опасность? Мошкара, — отвечал небрежно бургомистр. — Приехал и уедет.

— Молчи, дурень! — вдруг резко и грозно крикнула Анхен. — Слова матушки под сомнение берёшь? Или ошибалась она хоть раз?

Фон Гевен помрачнел, он и вправду не мог вспомнить, когда ужасная старуха хоть раз ошибалась.

— Молчишь? То-то, впредь не смей в словах матушки сомневаться.

Вызнай, зачем он приехал, дай ему то и пусть уедет из города, денег дай ему. Золота дай. Только чтобы не было его тут.

Анхен подошла к столу, скинула с себя рубаху, присела на край стола нагая, ноги развела, стала сама себе груди трогать, словно взвешивала и улыбалась бургомистру и продолжала говорить:

— А ещё матушка велела сказать, как проводишь злого человека, так придёшь ко мне, будешь брать меня, сколько захочешь. А может, и две ночи будешь ложиться со мной.

— А может сейчас? Не могу, сгорю я, — клянчил бургомистр.

— Ульрика, — крикнула благочестивая Анхен, и когда служанка отрыла дверь, продолжила, — пусть господин бургомистр возьмёт Бьянку, или ещё кого из наших дев. А то его ещё удар хватит.

Бургомистр не уходил, стоял, смотрел на неё. Она была прекрасна. Так и сидела на краю стола с раздвинутыми ногами. Трогала свою грудь. Только вот глаза холодны. Ульрика стояла рядом с ним и ждала.

Но господин фон Гевен не уходил, ещё надеялся на благосклонность. Но напрасно.

— Ступай, — повелительно сказал красавица, — не то велю и вовсе погнать тебя домой, к жене. А может и вправду к жене тебя отправить?

Бургомистр склонил голову и пошёл как на казнь. А Анхен улыбалась ему вслед, хотя на сердце её было тревожно. Чувствовала она, что добром приезд рыцаря этого может и не кончиться.

Глава 17

С лейтенантом они выпили изрядно. Лейтенант ему бы понравился, да больно он много вопросов задавал, да вина пил много, и кавалеру лил тоже много. И Волков пил с ним не то чтобы допьяна, но и немало. Но от вопросов лейтенанта неспокоен был, как на допросе сидел. Разошлись поздно и недовольные друг другом. После этого спал он крепко и ещё бы спал, но его на заре растолкал Максимилиан:

— Кавалер, кавалер, кавалер, проснитесь.

— Ну, чего? — хрипло бурчал со сна Волков.

— Кузнец Тиссен пришёл.

— Меч принёс? — кавалер перевернулся в мягких перинах, лёг поудобнее.

— Он с людьми пришёл, люди с оружием. Они схватили Ёгана, бьют его.

Сна как не было. Он сел на кровати:

— Воду, одежду, и доспех давай. Топор мой где?

— Я уже распорядился, — отвечал Максимилиан.

Тут же в покои, задом открыв дверь, ввалилась Эльза с тазом воды, а за ней шёл Сыч нёс доспех из сундуков. И секиру. Сам он был уже в кольчуге. Максимилиан тоже нацепил бригантину. Ту бригантину, что обычно носил кавалер. Тут же был и монах. Стоял, заметно волновался. Волков начал умываться:

— Сколько людей пришло с купцом?

— Тридцать восемь! — сказал Максимилиан, сам удивляясь такой цифре.

Волков хмыкнул:

— Чего же не роту собрали со мной биться! И как они?

— Крепкие. Все при оружии, в кирасах и другой доброй броне. Шестеро с алебардами, а двое… двое с аркебузами.

— Штандарт мой где? — спросил кавалер, одеваясь.

Эльза помогала ему подвязывать шосы к поясу. Хотя надо было штаны надеть.

— Штандарт ваш тут, — продолжал Максимилиан, — но древко в телеге, на дворе.

— Монах, бегом за древком! — командовал Волков. — Сыч, стёганку. Кольчугу надевать не буду, Максимилиан, давай кирасу сразу.