Хоккенхаймская ведьма

— Может, и двадцать пять, хотя я думал, что меньше. Так как она тогда шестнадцать лет назад в приюте верховодила, если ей в те времена было девять лет?

Кирхер смотрел на Сыча, хлопая глазами. А Сыч смеялся:

— Пить тебе тут нечего было, видать, ты просто умом тронулся, любезный. От тишины. Такое бывает.

— От какой тишины? Чего тронулся?

— Того тронулся, — пояснял Фриц Ламме, — даже если ей сейчас тридцать годков, чего быть не может, то с твоих слов она в четырнадцать лет стала приютом командовать.

— Не знаю я, — бурчал недовольно пекарь, — я, когда бабу свою из приюта забирал, нас Анхен благословляла, и старуха тоже. А сколько Анхен было годков, мне почём знать?

Что-то было не так тут, как-то всё не вязалось. Волков даже встал, он не мог понять, что именно не так, но чувствовал, что пекарь не врёт, но не думал, как Сыч, что он ошибается. Пошёл к двери, захромал. Сыч пошёл за ним.

— Эй, добрые господа, а мне дальше сидеть тут? Я вам, вроде, всё сказал, — запричитал пекарь. — Может, отпустите меня?

Кавалер встал у двери, на миг задумался и потом произнёс:

— Нет, ещё посидишь, а то ведь и сбежать можешь.

— Так хоть пива принесите, а то эти тюремщики только воду гнилую дают, с неё животом замаешься.

— Пиво принесём, — обещал кавалер.

Они вышли на улицу, кавалер глянул на весеннее небо. Потом спросил:

— И что теперь делать будем?

— Не знаю, экселенц, нам надобны Вильма, Ганс или трактирщик. Нам хоть одного поймать из них.

— Будем Бога молить, чтобы сержант нашёл трактирщика.

— Будем, экселенц.

Видно, Бог услышал их молитвы, но только к вечеру, когда кавалер уже подумывал отправиться на розыски сержанта и Максимилиана.

Волков был у себя в покоях, когда вошёл усталый Максимилиан и сказал.

— Господин, взяли мы его.

— Долго вы, — кавалер встал из-за стола.

— Насилу нашли, по всему городу за ним ходили, то к свояку его ходили, весь дом ему перевернули, то к тёще. У тёщи он прятался, а стража-то пешком. Вот и долго.

— Где он?

— Коменданту в крепкий дом сдали.

— Молодец, — похвалил юношу кавалер, — что ж, пойдем, поговорим с ним. Ёган, скажи на кухне, что ужинать позже буду.

Сержант Гарденберг был горд собой. Хоть и не сразу, хоть побегать пришлось, но трактирщика Ёзефа Руммера он нашёл. Таких людей нужно поощрять, Волков хлопнул сержанта по плечу и сказал:

— Тут кабачок неподалёку, вроде, не воняет из него, идите, поешьте, тебе и твоим людям ужин с пивом за мой счёт.

— Премного благодарны, — радовался сержант, — а то ребята таскались весь день. Умаялись.

— Только не напивайтесь, ты потом меня найди, я тебе скажу, что делать завтра будем.

— Да, господин.

Трактирщик, видя Сыча, стал улыбаться ему как старому другу. Сыч даже удивился:

— Гляньте-ка, скалится, вошь подлая. Сам сбежал, стражу на нас напустил и лыбится теперь.

— Господа добрые, — трактирщик молитвенно сложил руки, — да разве ж я знал, кто вы? Разве я бы посмел сбегать. Вы ж меня из трактира в мешке увезли, я вас разбойниками полагал. А раз вы такие…

— Какие «такие»? — уточнил Волков, садясь на табурет.

— Важные, — отвечал Ёзеф Руммер.

— Важные? — переспросил Сыч.

— Угу.

— То есть, сбежал ты от нас по незнанию, и бить тебя за то не надо?

— Истинно так.

— И даже по рёбрам ни разу не ударить? — Фриц Ламме сжал кулак, поднёс его к лицу трактирщика.

Кулак был большой у Сыча, на вид тяжёлый.

— А к чему? Я и так всё понял.

— То есть, говорить с нами будешь без вранья, и запираться не будешь, и забывать ничего не будешь.

— Говорить буду как на исповеди, — обещал трактирщик, косясь на такой неприятный кулак.

— Ну, раз так, скажи, где Вильма? — произнёс Волков.

Трактирщик опять сложил руки как на молитву и запричитал:

— Господа, добрые, Богом клянусь, не ведаю где она.

— Не ведаешь?

— Детьми клянусь, что не знаю. Знал бы — сразу её сдал бы. Она мне не родственница.

— Не родственница, значит, а кто она тебе?

— Да никто она мне. Шлюха кабацкая. Её и зовут все шалавой.

— Воровка она, — добавил Сыч.

— Воровка, воровка, — соглашался трактирщик.

— Разбойница, она, вроде как, бандой верховодила, — добавлял Сыч.

— Истинно так. Верховодила.

— И купчишек спаивала зельем, — продолжал Сыч.

— Спаивала, — кивал трактирщик, со всем соглашаясь. — Купцы потом многие на неё жаловались, грозились сыскать её. Покарать.

— А ещё она ведьма, — вдруг сказал Волков.

И кивающий головой трактирщик вдруг замер, рот открыл, но ничего сказал. Смотрел на кавалера и молчал. Только потом рот закрыл.

— Чего ты? — по-дружески мягко спросил у него Сыч, кладя руку на плечо и заглядывая ему в лицо. — Чего примолк, а? Испугался никак? А чего испугался?

— А он знал, что она ведьма, сейчас сидит и думает, кто я? — произнёс кавалер.

— Господа добрые… — начал трактирщик.

— Ну, говори дальше, — предложил Волков.