— Не поздно, — чуть подумав сказал Волков, — Максимилиан, идите, встретьте купца, Ёган, стань за моим креслом, оружие пусть наготове будет. Все остальные ступайте.
— И мне уйти? — удивился Сыч.
— Колет у тебя грязен, и сам немыт, ступай, не позорь меня, — был сух и холоден кавалер.
— Да я в углу постою, там и света нет, не разглядит он мою грязь, — говорил Фриц Ламме.
— Ступай, — настоял Волков.
Сыч обиделся, пошёл к двери, бурчал что-то. Но Волков был рад такой обиде, по-другому он и не знал, как заставить Сыча стирать одежду и мыться.
Купец Аппель был дороден, почтенен, носил бороду и аккуратную шапочку с «ушами», что носят почтенные горожане, те что образованы. Он поклонился, а Волков со стула не встал, невелика птица, ответил кивком головы. Указал рукой на стул, напротив себя. Приглашал садиться. Спросил:
— Изволите вина?
— Нет-нет, кавалер, отвлекать от дел вечерних вас не посмею, вечером все хотят покоя, зачем посетители вечером, — отвечал купец, подходя к столу.
Максимилиан стал за стулом Волкова. И он, и Ёган были при оружии, что на купца произвело впечатление.
— Чем же обязан я?
— Не вы мне обязаны, а я вам.
Волков с долей удивления наблюдал за купцом и тот пояснил:
— В моём заведении, я владелец трактира «Безногий пёс», вам был причинён урон. От того скорблю я.
— Ах, вот оно что, — понял кавалер. — Значит это ваш кабак, в котором обитала разбойница и ведьма Вильма со своей ватагой.
— Прискорбно, но это так, — извинялся купец. — Я о том скорблю.
— А вы о том не ведали, конечно?
— Что вы! Что вы! Конечно! Ни сном, ни духом. Разве я бы не запретил такое?
Он врал, и Волков чувствовал это, купчишка всё знал, и даже мог иметь долю с грабежа. А купец чувствовал, что Волков ему не верит и продолжал:
— Я уже погнал с должности приказчика Руммера, на место этого подлеца уже другого взял.
— Да, неужели? — язвительно спросил кавалер. — Как это хорошо. Может теперь у меня и голова престанет болеть, и рука быстрее заживёт.
Купец деланно улыбался шутке, но улыбка у него выходила жалкая, он сделал шаг к столу, полез в свой большой кошель и стал доставать оттуда и выкладывать на скатерть монеты, приговаривая:
— Во искупление, так сказать, в знак понимания ваших страданий. Надеюсь это поспособствует…
Чему это должно было поспособствовать, он не договорил, выложил монеты и замер, замолчал, ожидая реакцию кавалера. А реакция у кавалера была той, на которую и рассчитывал купец. Волков сразу узнал монеты, что лежали на краю стола. Это были великолепной чеканки папские флорины. Как о них говорили, самое чистое золото, что знает свет. Хоть и не велики они были, но цена их была весьма высока. Волков даже не знал, сколько талеров серебра можно просить за эти монеты. На скатерти сверкало шесть новеньких флоринов.
Кавалер встал, забрал у Ёгана свой пояс на котором висел меч и кошель, подошёл к столу, стой стороны, где лежали монеты, остановился, уставившись на купца, и сказал потом:
— Что ж, думаю, что вины вашей нет, в том, что напали на меня в трактире.
— Истинно, нет, — кланялся купец, — клянусь вам. Разве я такое допустил бы?
Волков одним движением смахнул золото со стола себе в кошель.
И купец, кланяясь на каждом шагу, пошёл к двери:
— Не смею обременять, доброй вам ночи, кавалер.
— И вам, — кивал ему волков.
А когда он ушёл, Ёган наводя порядок на столе, глядя на дверь заметил:
— А неплохо быть важным кавалером.
— Не плохо, думаешь? — спросил его Волков.
— А то! Чего же плохого, живёшь в королевских покоях задарма, кормят тебя кушаньями задарма, да ещё золото тебе носят за здорово живёшь!
— Ох и дурак ты! — сказал кавалер, удивляясь наивности слуги.
— А чего дурак-то? — в свою очередь удивлялся слуга. — Не правда что ли?
— А то и дурак, — вдруг встрял в их разговор Максимилиан раньше этого не делавший, — господина твоего чуть не убили, резали и били насмерть, чудом жив. Ты вот на его месте остался бы жив, когда слеп был, а тебя ножами кромсали бы?
Ёган не ответил, уже и сам всё понял, но Максимилиан продолжал:
— Нет, лежал бы сейчас холодный. А господин наш, сам одного бандита зарубил. И ещё одного ранил. В городе ненавистников у него много, только недавно к нему приходили мужи с оружием, ты же сам видел, а ты говоришь «задарма». Не каждый золото за такие «дарма» захочет.
Волков удивлённо слушал здравые рассуждения совсем молодого человека, затем указал на юношу пальцем и сказал Ёгану:
— Молод, а всё понимает, не то, что ты, дурень!
Глава 21
Комендант Альбрехт был немолод, но бодр, он увидал кавалера, стал споро вылезать из-за стола, цепляясь за всё мечом ещё более старым, чем меч Волкова. На нём была такая же старая кираса, как и меч. Как он только не мёрз в ней сидя в холодном помещении всё время. Он подошёл к рассерженному кавалеру и заговорил, примирительно, но без всякого заискивания, как воин с воином.
— Вы уж простите меня, друг мой, но и вы и я знаем, что такое дисциплина, сиречь повиновение пред старшими! — он поднял вверх палец.
— И кто же отдал вам приказ? — холодно спросил кавалер.