Хоккенхаймская ведьма

Но, с другой стороны, хоть и недолюбливал лейтенант бургомистра, хоть и презирал его, тем не менее, благополучие самого лейтенанта было неразрывно связано с этим вороватым и бесчестным проходимцем, каким-то образом, ставшим самым важным человеком в речном регионе.

— Есть у меня такие люди, — сказал лейтенант. — Буду писать им.

— Пишите немедленно, — говорил бургомистр возбуждённо.

— Напишу, но уж если напишу, так обратного хода не будет, за деньгой они приедут, даже если уже работы не будет.

— Пишите, я дам денег вперёд. Пусть едут сюда.

Лейтенант городской стражи Вайгель встал и, поклонившись, пошёл к себе писать письмо, хоть и не по душе ему всё это было.

Когда рыцарь божий Фолькоф и люди его сели за стол в трактире «У святой Магдалены», а бойкие разносчицы уже носили им еду, лейтенант Вайгель пришёл на почту. Он решил не посылать человека, а дойти до почты самостоятельно, ведь погода стояла прекрасная, солнце согревало город, который всю зиму вымораживали холодные ветра с реки. И он не пожалел о том, что пошёл сам. Пока он обходил большую весеннюю лужу, что разъездили бесконечные подводы, увидал верхового, что остановился у почты. Ещё не подойдя близко, лейтенант узнал его по колету сине-белого цвета и чёрной птице на груди. Это был мальчишка-паж приезжего кавалера, от которого так хотел избавиться городской голова. Мальчишка зашёл в здание почты, вот господин лейтенант решил не спешить и подождать в сторонке. Когда вскоре мальчишка вышел, сел на коня и уехал, то господин Вайгель поспешил на почту сам.

Увидав его, страдающий тучностью почтмейстер не поленился и с трудом выбрался из-за стола. Стал кланяться. Командир городской стражи ему тоже кланялся и улыбался. Они поговорили о погодах, и о цене на дрова, которая вроде как, должна была упасть с приходом весны, а никак не падала. А потом лейтенант, как бы промежду прочим, спросил:

— А что за юноша у вас тут был сейчас, в одежде с гербом красивым на груди?

— Проезжий, не наш, — сказал почтмейстер, начиная понимать, что неспроста лейтенант спрашивает и пришёл сюда он видно неспроста.

— Письмо принёс? — продолжал лейтенант.

— Принёс, принёс, — соглашался почтмейстер, уже начиная кривиться лицом, зная, что сейчас последует неприятная просьба.

И она последовала. Была она неприятна, и только по форме она напоминала просьбу, а по сути это было требование. Лейтенант сказал ему ласково:

— Надобно для пользы города взглянуть на него.

— Взглянуть? — жалостливо переспросил почтмейстер.

— Надобно, друг мой, надобно, для пользы города, только для пользы города.

— Уставом Императорской почты недозволенно то, — начал ныть толстый почтмейстер.

Так оно и было, и вообще, почта не подчинялась городским властям, и даже герцогу-курфюрсту не подчинялась. Почта была сутью империи, и служащие её получали жалование из имперской казны. Но что мог возразить почтмейстер командиру городской стражи? Да ничего, ибо телесами он был хлипок и душою слаб.

— Так, давайте письмо, — настаивал лейтенант, — говорю же, я не прихотью совею прошу его, а надобностью города.

— Якоб, — жалостливо позвал почтмейстер одного из помощников. — Якоб, дай письмо, что принёс юный господин только что.