Через 28 дней после выступления из Тамбова, оставивши на пути 23 холерных в попутных больницах, 3-я бригада, с которою я следовал, прибыла в Киев, где присоединилась к резервам действующего корпуса. Генерал Муравьев нас к этому времени оставил. В Тамбове он не раз ночью проверял, довольно ли просторно спят солдаты, а днем пробовал пищу в котлах и входил во все нужды солдата. На время холеры и готовившегося нам похода он заранее запретил постную пищу, а на переходах приучил нас проверять доброкачественность питьевой воды и осматривать колодцы, – а без таких строгостей ему бы не удалось в холерное время ни вывести из Тамбова всю массу сформированного им войска, ни довести его до дальнего Киева. В Киеве в то время холеры не было, и в войсках нашей бригады заболевания холерой более не возобновлялись.
Все время моего пребывания в Тамбове я пользовался квартирой в доме помещицы, старушки Ежиковой. Старушка, как только услышала о появлении холеры, тотчас уехала в деревню, за 40 верст от города, оставив меня одного в своем доме, и, как гостеприимная хозяйка, каждые 4–5 дней присылала мне из своей деревни множество арбузов и других овощей. Я раздавал арбузы сослуживцам, и как они, так и я сам утолял ими жажду в летнее время, никогда не употребляя сырой воды, причем все поражались наилучшим состоянием наших желудков. Огурцы тоже употребляли, но только не приправляли их ни уксусом, ни прованским маслом, а ели их с солью, как салат, либо с медом или сахаром в качестве десерта. Водки или вин за столом не употребляли, а пили только местного приготовления шипучки из ягод.
Варшава, Петербург, Валахия (1850–1854)
В мае 1849 г. из резервов, расположенных в Киеве, были высланы маршевые батальоны на присоединение их к нашей армии, действовавшей тогда в Венгрии. Один из таких маршевых батальонов сопровождал я. Но, дошедши до Варшавы одновременно с объявлением побед, одержанных нашей армией в Венгрии, наш батальон был отослан в г. Кельцы, где и расформировался. Я же был прикомандирован к Кузнецкому, а затем к Варшавскому госпиталю. Под осень 1850 г. случаи заболевания холерою в Варшаве были довольно часты, но исключительно только между войсками. В то время под холерный лазарет были заняты отдельные, Закрочимские казармы. Занимаясь исключительно в хирургических отделениях варшавских госпиталей, я холерных не лечил и не наблюдал лично. Поэтому о характере эпидемии, как очевидец, ничего достоверного сказать не могу. Со слов же лечивших холерных больных врачей мне известно, что в то время для них было обязательным применение Мантовского, атомистического метода к лечению холеры25
, и что все эти врачи с большою грустью отзывались о совершенно отрицательных достоинствах этого метода, хотя нет спора, что в его арсенале есть прекрасно действующие средства для двух-трех болезненных форм. Например, для поноса, даже изнурительного, – сухая фосфорная кислота; для лихорадочной реакции – аконит26 и пр.С 1851-го до начала 1853 г. я заведовал то одним, то двумя отделениями госпитальных клиник Пирогова в Петербурге, но касательно холеры и ее атипических форм, по временам проявлявшихся в этот период времени, я не стану говорить, так как они подробно и превосходно описаны Пироговым и другими авторитетными учеными. Хочу упомянуть только об одном физическом свойстве, которое было наблюдаемо врачами при вскрытиях, именно о слизкости, которую нам приходилось ощущать в разрезах легкого и в крови холерного трупа. Этот неприятный признак до того был постоянным и выдающимся, что по нем нам удавалось правильно определять прижизненный холерный процесс даже и в таких случаях, когда при трупе не было истории болезни, или когда патологические изменения в органах мало были выражены. Теперь настало время выяснить, насколько эта слизкость крови и кровянистой паренхимы легких находится в связи и в зависимости от изменения реакции холерной крови из щелочной в кислую и от присутствия в ней микробов, изменяющих химические и физические ее свойства. Холерная эпидемия зимою 1853–1854 г. во всей России прекратилась, кроме Петербурга, откуда в марте она была занесена в Тверскую, в июне в Ярославскую, Костромскую, Нижегородскую и Казанскую губернии, а с судорабочими занесена и в Астрахань.