Холера в России. Воспоминания очевидца

Чтобы дать полное понятие о всех вредных условиях, надо упомянуть, что ретирадники в той бригаде были кое-как и где попало устроены и потому заражали местность, отличавшуюся крайнею рыхлостью и просачиваемостью. Если к этому прибавить, что на арестантов немало мог повлиять резкий переход от заключения и бездеятельности их в тюрьмах к усиленному труду и к двойной порции водки, положенной тогда на земляных работах. Причем вместо свежего мяса они часто получали солонину, а в посты – только несвежую тарань, и что для питья вода получалась из болотистой и местами пересохшей речонки и употреблялась не отстоянною. Либо ее брали из колодцев, вырытых вблизи ретирадников. Нетрудно заметить то, что арестанты были поставлены в условия, располагающие к развитию между ними инфекционных болезней. И действительно, два года тому назад здесь свирепствовал тиф, а теперь во время загнездившейся в Новороссийском крае холеры обнаружилась алгидная ее форма. Надо прибавить, что в это время свирепствовала уже холера и в деревне Слободзее, в 4 верстах к северу от описываемой местности, отделенной от Слободзеи долиною реки, а затем лесными рощами на всхолмленной и песчаной почве. Сколько было случаев заболевания до моего прибытия за четыре предыдущих дня, я теперь в точности сказать не могу, насколько помнится, не менее 50. В арестантском лазарете я застал только четырех холерных, в агонии; и в течение двух следующих часов моего пребывания туда же доставили с работ семь человек уже в алгидном периоде. По словам весьма дельного врача Барановского, я потому так мало застал больных в лазарете, что из заболевших и доставленных туда никто не проживал более восьми часов от начала болезни и более двух по доставлении в лазарет. К тому же если выздоровления и случались, то исключительно только из числа тех, которые заболевали на месте, во время их нахождения в землянках. Заболевшие же на земляных работах все умирали, несмотря на всевозможные старания и самое разнообразное лечение. И действительно, пока я осматривал эту местность, трое из доставленных при мне уже погибли.

Чтобы ознакомиться с условиями и обстановкою, в которой производились работы, я отправился на место вырываемой рабочими выемки, глубиною от 7 до 9, а в некоторых местах доходившей до 15 саженей. Работы состояли в углублении почвы в нагорной местности посредством заступов, в выбивании грунта кирками. И затем в устранении излишнего материала вывозом тачками по косогорам из района прорытой выемки на ту же высоту (7–15 саженей). Вся работа и вывоз земли производились одними арестантами, без помощи конных подвод, так как лошади будто бы с крутых подъемов сваливались. Но не легко же приходилось и арестанту, везшему впереди себя по крутому косогору тачку с землею или с камнем. Если ему случалось поскользнуться или оступиться, тогда он, конечно, падал, а тачка с тяжестью скатывалась на него. Но суть еще не в этом: работы производились в летнюю жару выше 30 °R в тени, в глубокой выемке в это время было и холодно, и сыро. Вывозящий землю из выемки обливался потом, и чем более приближался к поверхности нагорной местности, накаленной солнцем. Сваливши землю и страдая от солнца, он, не утоливши ничем жажды, спешил с пустой тачкой опять на дно выемки, где отдыхал, наслаждаясь прохладою, пока его тачку опять не наполняли землей. В это же время он успевал и утолять жажду заготовленною здесь холодною водою. После этого он опять отправлялся с тачкою наверх. Вот в это время, во время самого приятного охлаждения такого работника на дне выемки и после утоления жажды болотистою водою, он заболевал – и так сильно, что, пока доносили его до лазарета, уже наступал алгидный период. Нет сомнения, что вода, которая для рабочих получалась из ближайшего к работам колодца, лежавшего ниже рабочего района, и имевшая легкий запах сероводорода, играла в заболеваниях первенствующую роль; почему его тотчас закрыли. Из косогоров свежесрезанной земли местами торчали остатки человеческих костей и под ними находили много старых римских монет, из чего видно, что работы шли в местах бывшего и очень обширного римского кладбища. В некоторых местах косогоров просачивалась вода, стекая в выемку как по скатерти; В других же местах на дне выемки готовое глинистое полотно железной дороги было влажно, а местами пробирались по ее уклону крошечные ручейки. Эта картина напоминала мне Мокрую луговину под Севастополем и алгидную форму холеры, с которою я впервые встретился в Новороссийском крае.