Холли

– Довольно часто.

Барбара поднимается в свою комнату и растягивается на кровати. Она не ожидает, что удастся заснуть, но, возможно, получится очистить свой разум. Она закрывает глаза. Думает об Оливии и её историях. Барбара вспоминает, как спрашивала пожилую поэтессу о знаменитом снимке Оливии с Богартом перед фонтаном Треви. В частности, о её широко раскрытых глазах и почти ошарашенной улыбке. Оливия отвечает: «Если я и выглядела ошарашенной, то потому, что он положил руку мне на задницу».

Барбара засыпает.

23

Холли в застеклённой столовой дома престарелых «Роллинг-Хиллз». Там никого нет, кроме её матери и дяди Генри. Они сидят за столом, смотрят боулинг по телевизору с большим экраном и пьют чай со льдом из высоких стаканов.

– Можно мне немного? – хрипит Холли. – Я хочу пить.

Они оглядываются по сторонам. Салютуют ей стаканами и пьют. По краям вспотевших стаканов нацеплены дольки лимона. Холли хочется высунуть язык и слизать конденсат со стенок стаканов. Она бы облизала их до самого верха, обсосала лимонные края, а затем осушила до дна.

– Ты не справилась бы с такой кучей денег, – говорит дядя Генри, делая глоток. – Мы поступили так для твоего же блага.

– Ты слабая, – говорит Шарлотта, и тоже делает глоток. Какая благодать! Как можно не выпить всё сразу? Холли осушила бы оба стакана, будь у неё возможность.

Шарлотта протягивает свой Холли.

– Можешь взять.

Дядя Генри протягивает свой.

– И этот тоже.

И хором, напевая по-детски:

– Как только бросишь все свои опасные глупости и вернёшься домой.

Холли вырывается из сна. Реальность – это клетка в подвале Харрисов. Рёбра Холли по-прежнему болят, а рана на руке горит, будто её облили бензином и подожгли, но эту боль затмевает неутолимая жажда. Пулевое ранение хотя бы перестало кровоточить; самодельная повязка уже не красная, а коричневая. Холли представляет, как чертовски больно будет разматывать рубашку, но сейчас ей не об этом стоит беспокоиться.

Холли поднимается и подходит к решётке. Тело Родди Харриса лежит рядом с лестницей. Эмили не удержалась в своем посмертном положении и свалилась на бок. Должно быть, дверь на кухню осталась открытой, потому что на лужу крови Родди слетелись мухи. Им есть чем полакомиться.

Холли думает: «Я бы продала душу за стакан пива… А я даже не люблю пиво».

Она вспоминает окончание сна, по-детски растянутые нараспев слова: «Как только бросишь все свои опасные глупости и вернёшься домой».

Холли убеждает себя, что кто-нибудь придёт. Кто-то должен прийти. Вопрос в том, до какого состояния она дойдёт, когда это случится. И будет ли вообще жива. Но даже сейчас, испытывая боль во всём теле, с двумя трупами возле клетки, в которой она заперта, изнемогая от жажды…

– Я ни о чём не жалею, – хрипит Холли. – Ни о чём.

Ну, может, лишь об одном. Прятаться за бензопилами было большой ошибкой.

«Нужно научиться больше доверять себе. – думает Холли, – Нужно поработать над этим».

24

Барбаре тоже снится сон. Она врывается в гостиную Оливии Кингсбери и видит её, как обычно, сидящей в кресле; Оливия читает книгу – «Погружение к затонувшему судну» Адриенны Рич – вприкуску с маленьким сэндвичем. Рядом на столе дымится чашка чая.

– Я думала, вы умерли! – восклицает Барбара. – Они сказали, что вы умерли!

– Нонсенс, – отвечает Оливия, убирая книгу. – Я твёрдо намерена отпраздновать своё столетие. Я рассказывала тебе о выступлении Хорхе Кастро на собрании, посвященному дальнейшей судьбе поэтического семинара? С лица Эмили не сходила улыбка, но её глаза…

Звучит трель мобильника Барбары, и сон разваливается. Прекрасный сон, ведь в нём Оливия была жива, но всего лишь сон. Барбара хватает мобильник, видя на экране фото улыбающейся матери. Также она видит, что уже 4:03 вечера; Джером, должно быть, уже в Пенсильвании.

– Привет… – Барбаре приходится откашляться. – Привет, мам.

– Ты что, спала?

– Хотела просто полежать и, видимо, задремала. Мне приснилось, что Оливия жива.

– О, милая. Мне так жаль. Мне снились похожие сны после смерти твоей бабушки Энни. И я всегда просыпалась с сожалением.

– Ага, я тоже. – Барбара приглаживает волосы, вспоминая слова Оливии из сна, перед тем, как раздался звонок. Они кажутся важными, как и мимолётная мысль о фургоне с видеозаписи камеры наблюдения. «Датч понял бы, – думает Барбара. – Датч разобрался бы во всём этом дерьме».

– …Холли?

– Что?

– Я спросила, нашлась ли Холли? Она выходила на связь?

– Нет, не-а, ещё нет. – Барбара пока не хочет говорить Тане о своих страхах. Может, когда приедет Джей, но не раньше.

– Вероятно, она за городом, занимается делами матери. – Таня понижает голос. – Я никогда не скажу такого Холли, но Шарлотта Гибни умерла не от ковида. Она умерла от глупости.

Барбара не может не улыбнуться.

– Мам, я думаю, Холли сама понимает.