Холли

Когда работа по индексированию иссякла (издатель книг по истории обанкротился), Холли работала в местных больницах, слабо связанных между собой, в качестве медицинского транскрипциониста. К этому добавилась подача исков в окружной суд Цинциннати. Были и обязательные визиты домой, которых стало еще больше после смерти отца. Она слушала, как мать жалуется на всё: начиная от своих финансов и соседей и заканчивая демократами, которые всё портили. Иногда во время этих визитов Холли вспоминала фразу из "Крестного отца": "Как только я подумал, что выбрался, они втянули меня обратно". На Рождество они с мамой и дядей Генри сидели на диване и смотрели фильм "Это замечательная жизнь"[66]. Холли надевала шапку Санта-Клауса.

6

Пора уходить.

Холли встает и собирается выйти из комнаты, как слышит настойчивый голос матери ("Верни туда, откуда взяла — сколько раз я тебе повторяла?"), поэтому возвращается, чтобы разгладить клетчатое покрывало. Для кого? Для женщины, которая на том свете? И смех, и грех, так что Холли смеется.

«Я все еще слышу ее. Это будет продолжаться вечно?»

Ответ: да. По сей день она не слизывает крем с венчиков (так можно заразиться столбняком), моет руки после контакта с бумажными деньгами (ничто так не заразно, как долларовая купюра), не ест апельсины на ночь и никогда не садится на общественный унитаз без крайней необходимости, и то всегда с дрожью ужаса.

Никогда не разговаривай с незнакомыми мужчинами, еще один совет. Совет, которому Холли следовала до встречи с Биллом Ходжесом и Джеромом Робинсоном, когда всё изменилось.

Она направляется к лестнице, потом вспоминает совет, который дала Джерому насчет Веры Стайнман, и идет по коридору в комнату матери. Там ей ничего не нужно — ни фотографий в рамках на стене, ни хлама парфюмерии на комоде, ни одежды или обуви в шкафу, — но есть вещи, от которых ей следует избавиться. Они лежат в верхнем ящике тумбочки у кровати Шарлотты.

По пути она отвлекается на фотографии в рамках, висящие на стене и образующие своеобразную галерею. Нет ни одной фотографии покойного (и не особо оплакиваемого) мужа Шарлотты и всего одна фотография дяди Генри. Всё остальное — фотографии матери и дочери. Две из них в особенности привлекли внимание Холли. На одной ей примерно четыре года, она в джемпере. На другой ей девять или десять лет, на ней надета юбка, которая тогда была в моде: запахивающаяся, с кричащей золотой булавкой для закрепления. В своей спальне она не могла вспомнить, почему ненавидела покрывало, но теперь, глядя на эти фотографии, поняла. И джемпер, и юбка — в клетку, у нее были блузки в клетку и, может, даже свитер. Шарлотта так обожала клетчатый узор, что, одевая Холли, восклицала: "Моя шотландская леди!"

На обеих фотографиях — почти на всех — Шарлотта обхватывает Холли за плечи. Такой жест, своеобразное боковое объятие, может означать защиту или любовь, но, глядя на фотографии, где возраст дочери Шарлотты варьируется от двух до шестнадцати лет и где этот жест постоянно повторяется, Холли думает, что он выражает нечто другое: право собственности.

Она подходит к тумбочке и открывает верхний ящик. В основном она хочется избавиться от транквилизаторов и любых рецептурных обезболивающих, но она возьмет всё остальное, даже мультивитамины для женщин. Смывать их в унитаз нельзя, но по пути к автомагистрали есть аптека "Уолгринс", и она уверена, что они с радостью избавятся от них.

Она носит брюки-карго с объемными карманами, что крайне удачно; ей не придется спускаться вниз, чтобы взять из ящика буфета мешочек объемом с галлон[67]. Она начинает распихивать бутылки по карманам, не глядя на этикетки, а затем застывает. Под аптечкой матери лежит стопка блокнотов, которые она хорошо помнит. На обложке верхнего блокнота изображен единорог. Холли вынимает их и наугад перелистывает один. Это ее стихи. Ужасные, хромающие вещи, но каждый написан от души.

«Лежу в беседке с листвой, смотрю, как плывут облака,
Думаю о своей далекой любви, не увижу еще очень долго,
Закрываю глаза и вздыхаю».

Несмотря на то, что она в доме совершенно одна, Холли чувствует, как ее щеки начинают пылать. Эти стихи были написаны много лет назад, творения бездарного подростка, но ее мать не только хранила их, но и держала под рукой, возможно, читая плохие стихи дочери перед тем, как погасить свет. И зачем ей это было нужно?

— Потому что она любила меня, — говорит Холли, и слезы начинают литься, как по заказу. — Потому что она скучала.

Если бы только это. Если бы не плач и причитания о подлом Дэниеле Хейли. Она сидела за кухонным столом в этом доме на Лили-Корт, пока Шарлотта и Генри втолковывали ей, как их обманули. Было много показных эмоций. Канцелярские принадлежности и электронные таблицы. Шарлотта наверняка сказала Генри, что говорить и как себя вести, чтобы убедить Холли в своей лжи, и Генри справился с задачей. Он всегда плясал под дудку Шарлотты.