И когда им стало казаться, что пути не будет конца, после очередного поворота коридор привел их в просторную залу, точно такую же, как та, откуда они начали свой путь. Здесь были такие же, как и там, каменные факела, только на постаменте стоял не гроб, а саркофаг. Стрелка компаса недвусмысленно указывала прямо на него. Василий приблизился к саркофагу, обошел вокруг, постучал по гулкому мрамору, попытался поднять крышку, но даже с помощью скоморохов это не удалось. Дубов устало прислонился к одному из факелов, и тот под его весом вдруг начал съезжать куда-то в сторону. Крышка саркофага со зловещим шорохом поднялась, и взору Василия открылось его содержимое – монеты: золотые и серебряные, аглицкие и гишпанские, совсем новые и уже изрядно потертые… Небрежно перебирая монеты и нередко узнавая среди них свои «лягушачьи», Дубов обнаружил в головах саркофага пергаментный свиток.
– Посвети мне сюда, – попросил Василий Антипа и принялся вслух читать. А скоморохи заглядывали внутрь саркофага и буквально пожирали взглядом невиданные сокровища.
То, что читал Василий, по своему содержанию мало напоминало трагедию
«Завоевание Мангазеи» и другие произведения мировой классики – скорее, это был бухгалтерский учет прихода-расхода денег в могильном тайнике. Дубов перевернул свиток на другую сторону и медленно, с трудом разбирая непривычную для себя письменность, прочел:
– «Манфреду Петровичу за боярина Лужка – двенадцать золотых. Ему же за Геннадия Андреича – десять золотых и три серебряных. Анисиму и Вячеславу за Манфреда – двадцать золотых. Прости, Петрович, но ты слишком много знал»…
– Что за бред! – удивился Антип.
– Жаль, нет бумаги все это переписать, – с сожалением вздохнул Дубов. – Мне кажется, что этот бред содержит очень важные сведения…
– Читай дальше, Пахомыч, – оторвался от созерцания злата Мисаил, – я все запомню!
– Да? – недоверчиво глянул на него Василий. – Ну ладно. «Вячеславу и Анисиму за…». Черт, ничего не разобрать!
– Дай мне! – Мисаил чуть не силой выхватил у Василия свиток и стал читать про себя, неслышно шевеля губами. А Дубов с интересом разглядывал диковинные монеты с чеканными профилями неведомых ему европейских, азиатских и даже африканских правителей, стараясь не думать об обратном пути через мрачный лабиринт мертвого царства.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
СРЕДА. ЗЛОПОЛУЧНАЯ ДОСКА
Утром Василий проснулся чуть позднее обычного – вообще-то он принадлежал к числу «жаворонков», но после столь бурных ночных приключений следовало хорошенько отоспаться.
К его немалому удивлению, скоморохи уже бодрствовали: Антип хлопотал по хозяйству, а Мисаил что-то быстро писал на клочке бумаги. «Ясно, сочиняет какую-нибудь новую скоморошью мистерию», подумал детектив – но ошибся. Мисаил отложил перо и протянул листок Дубову:
– Вот, Савватей Пахомыч, список с того свитка.
– О, спасибо, – обрадовался Василий, – я его сегодня же изучу. А что это вы вскочили ни свет ни заря?
– Мне, как заснул, тут же стали сниться всякие гробы, могилы да покойники, – признался Мисаил. – А когда мертвец вылез из гроба и схватил меня за горло, то я так завопил, что тут же проснулся.
– А мне приснилось, что меня живьем закопали в гробу, – добавил Антип. – Нет, лучше уж вовсе не спать!
– Да уж, путешествовать на сон грядущий по гробницам – не самое приятное занятие, – посочувствовал Дубов. – Но работа – лучшее лекарство от ночных ужасов.
– Что за работа? – заинтересовались скоморохи.
– Мы пойдем на кладбище…
– Опять?!! – чуть не хором взвыли Антип и Мисаил.
– Нет-нет, в гробницу на сей раз не полезем, – несколько успокоил их детектив. – Мы займемся наружным наблюдением.
– А это еще что за непотребство? – насупился Антип.
– Это значит, что нам с вами, не спускаясь в склеп, нужно будет выяснить, каким образом туда попадают только что сделанные монеты, -объяснил Василий. – Я достаточно ясно выражаюсь?
– Достаточно, – вздохнул Мисаил. – Ну что же, на кладбище, так на кладбище…
Войдя в царскую залу, Серапионыч увидел, что на сей раз Дормидонт Петрович просматривает какие-то бумаги. Некоторые он не глядя подписывал, а некоторые пробегал и откладывал в сторону.
– А, эскулап, – усмехнулся царь, подняв взор от бумаг, – проходи, проходи. Не стесняйся, усаживайся… Челобитных всяческих пруд пруди, -проворчал он, откладывая очередную бумажку, – ну прям как малые дети. Тятя, дай то, тятя, дай се. Самим надобно жить и своим умом. Верно я говорю, эскулап?
– Если ваши подданные своим умом жить научатся, то зачем им будет нужен царь? – протирая пенсне платочком, в свою очередь спросил Серапионыч.
– Э нет, братец, – тут же отвечал Дормидонт, – царь им всегда нужен будет. Для того, чтоб на него можно было все свалить. Я вот, мол, пьяница и лодырь, и царь наш батюшка такой же, как я, дурень, только он в царском тереме живет, а я в избе с худой крышей. Кто виноват? Конечно, царь!