СТЕПАН:
ВОЕВОДА:
СТЕПАН:
ВОЕВОДА:
СТЕПАН:
– Ну как? – вдруг обернулся к Василию Мисаил, читавший за царя Степана. Правда, в его исполнении грозный монарх больше смахивал на гоголевского городничего.
– Довольно любопытно, – осторожно ответил Дубов. – Что это за пьеса?
– О, это великое произведение великого сочинителя! – важно сообщил Антип. – Считавшаяся безвозвратно утерянной трагедия Джона Уильяма Свампа «Завоевание Мангазеи».
– Там и для тебя есть что сыграть, Савватей Пахомыч, – подхватил Мисаил. – К Степану приходят городские старейшины, они просят пощадить мирных жителей и обещают отдать ему все свои несметные богатства, но царь отвечает, что ему и так все принадлежит, а главного старейшину велит высечь у себя на конюшне. И тогда сей старец выхватывает из-за пазухи дамасский кинжал и гордо закалывается. Уверен, что у тебя это прекрасно получится!
– Я подумаю над вашим предложением, – дипломатично уклонился от ответа Дубов. – Но что это за Джон Уильям как там его и почему трагедия неизвестная, если у вас есть ее текст?
– Джон Уильям Свамп был по роду занятий представителем одного крупного торгового дома с Альбиона в Новой Мангазее, – начал терпеливо объяснять Антип, – но основным делом его жизни стало сочинительство для подмостков. Свамп был свидетелем завоевания Мангазеи царем Степаном и поведал об этом в своей трагедии, написанной хотя слогом аглицких драм, но на нашем языке, коим он, долгие годы живя здесь, овладел в совершенстве. Но потом все списки этой трагедии были отобраны, а сам Джон Уильям выслан обратно в Англию.
– Так что же, значит, все описанное имело место на самом деле? -заинтересовался Дубов.
– Да как ты не понимаешь, Савватей Пахомыч, – загорячился Мисаил, -художник имеет право на свое видение происходящего. Это ведь не какой-нибудь бездарный ремесленник…
– Да нет, это-то я понимаю, – поспешно перебил детектив, не желая вдаваться в концептуальные дискуссии о художественном вымысле и пределах его допустимости, – просто я не понимаю, как эта пьеса два века спустя попала к вам.
– Загадочное дело! – с сомнением покачал головой Антип. – Сегодня мы выступали на площади со своими шутками, а когда уже собрались уходить, то к нам подошел какой-то невзрачный господин и сказал: «Что вы всякую дрянь играете – это с вашими-то способностями!». Протянул нам этот свиток, а сам был таков.
Василий осторожно взял в руки свиток с «Завоеванием Мангазеи»:
– Бумага хоть и не очень новая, но двести лет ей никак не дашь. А вы уверены, что это действительно та самая вещь, а не какая-нибудь подделка?
– Да как ты можешь?! – чуть не подпрыгнул Мисаил. – Так написать мог только настоящий великий маэстро!..
– Ну хорошо, – опять не стал спорить Василий, – допустим, что это и есть та самая трагедия. А вы не задумались, почему она всплыла именно сегодня? Не оттого ли, что кому-то выгодно разжигать в Мангазее противо-царь-городские настроения? И вы прекрасно знаете, кто он – этот кто-то!
– Князь Григорий?.. – неуверенно пробормотал Антип.
– А вам не кажется странным, – продолжал Дубов, – что пьесу, считающуюся утерянной два века назад, неизвестно кто отдает неизвестно каким скоморохам…
– Как это неизвестно каким?! – сорвался с места Мисаил. – Просто человек увидел, что такие даровитые скоморохи, как мы, исполняют всякую дрянь, и решил нам помочь!
– Вздор! – решительно заявил Василий. – Если хотите, я могу рассказать, как все было, а вы уж сами решайте, как поступать. Двести лет назад все списки крамольной трагедии были изъяты и, скорее всего, вывезены в Царь-Город, где их поместили в спецхран. Ну, то есть, в тайное бумагохранилище, – поправился детектив. – Мне доподлинно известно, что сторонники князя Григория имеются в самых высоких Царь-Городских кругах, и они-то, имея доступ в спецархив, могли вынести оттуда рукопись трагедии и сделать с нее сколь угодно списков – один из них и попал к вам.