Холм псов

Мне хочется ударить себя по голове, наказать за то, что я словно старый, зависающий компьютер.

– Куда ты идешь? – спрашивает она.

– Подожду Гжеся. Отдам ему это и могу тебя проводить, если хочешь.

Думаю о том, люблю ли я ее; если да, то за что, а если нет, то почему всякий раз, когда хочу сказать ей «привет» – мне каждый раз приходится проглатывать эти слова и чувствовать, как они проваливаются в самый желудок.

Гжесь подъезжает к магазину, быстро, как обычно, въезжая на площадку у входа, на миг теряет контроль над рулем и резко, с писком покрышек, тормозит. Я подхожу к машине, открываю дверь, вбрасываю пакет внутрь.

– У тебя есть талон и тот список? Это нужно дописать, так Агата сказала, – говорю ему, показывая на покупки.

– Садись, – отвечает он, не глядя на меня.

– Ты должен был поехать сам.

– Но не еду сам, – рычит он. – Еду с тобой, садись.

– Так я побежала, – говорит Каська.

– Подвезем ее домой, – показываю я на Каську Гжесю.

– Сука, это не по дороге, – стонет он.

– Сука, на улице снегопад, – говорю я ему и киваю ей, чтобы она садилась.

Гжесь даже не смотрит на нее, снова въезжает на тротуар. Он напряжен, закаменел настолько, что у него наверняка все болит, словно мы вот-вот должны с чем-то столкнуться. Он сжимает зубы, словно вставился амфи. Я поворачиваюсь назад и хочу что-то сказать Каське, но та не обращает на нас внимания, смотрит в покрытое замерзшей грязью стекло и дышит в него сигаретным дымом.

– Ты была на мессе? – спрашивает ее Гжесь.

Я вижу в зеркальце заднего вида, как встречаются их взгляды. Каська кивает.

– А ты? – спрашивает она и подает мне окурок, объясняет: – Сзади не открывается окно.

– Я был, – кивает Гжесь.

– Я вас не видела, – говорит она.

– Мы сзади стояли, – отвечает он, поворачивается к ней на миг, и мне кажется, что подмигивает ей, а она кивает, но мне может просто показаться, как будто все вокруг передают друг другу тайную, недоступную для меня информацию, шифры и секреты, что делают это, подмигивая и почти незаметно шевеля губами, и наклоняя голову должным образом. Впечатление, которое проходит, когда я понимаю, что сигарета, которую она мне отдала, обжигает пальцы.

Мы останавливаемся неподалеку от кладбища. Дом, в котором живет Каська, маячит за деревьями. Она открывает дверь, говорит:

– Передайте привет вашему папе.

Гжесь кивает, не отвечает, а я хочу еще перехватить ее взгляд, но она закрывает дверь и исчезает за машиной.

Гжесь поворачивается ко мне. Потирает подбородок. Я вижу за стеклом фигуру Каськи, она уменьшается, исчезает в серости района.

– Знаю, ты сейчас скажешь мне, что снова что-то проходит мимо тебя, что ты чего-то не понимаешь. Но – спокойно. Все о’кей, – говорит он.

* * *

На рамке я понимаю, что в кармане у меня – записная книжка с Бэтменом. Мне нечего с ней делать, потому я кладу ее в пластиковую ванночку, такую же, как в аэропортах, вместе с ключами и телефоном, и вынимаю с другой стороны рамки. Открываю ее, уже когда мы сидим в коридоре, на ряде кресел под стеной, и ждем адвоката. По коридору прохаживаются полицейские в черных комбинезонах, ленивые и зевающие, все с одной и той же привычкой похлопывать себя ладонью или телескопической дубинкой по ноге. Один из них, толстяк с выражением лица, указывающим на вечную отрыжку, осматривал при входе на рентгеновском аппарате передачу для отца и взял у нас талон. Теперь он стоит, опершись о стену, точно напротив, глядя на нас непроницаемо, будто древний ацтекский божок.

Кофе из стоящей в углу машины имеет отвратительный привкус порошкового грибного супа, но по крайней мере он теплый.

Я рассматриваю тетрадь. «Что-то булькает», – написано наверху страницы вчера, в туалете, карандашом, большими кривыми буквами.

И ниже:

«Меня воспитали так, чтобы я не расспрашивал лишнего. Когда я замечал хоть что-то, торчащее из мира, что-то темнее всего остального, мне приказывали отворачиваться. Закрой глаза, говорили мне, словно я смотрел эротический фильм. Встроенные в голову запреты с возрастом превращаются в умения, в которых ты становишься все лучше, из года в год. Сегодня я очень умел в несмотрении».

– Добрый день, – на Мареке свитер под графитовым пиджаком, он выглядит как модель из каталога «Вулчанки» [122]. Пахнет так, словно выпил бутылку духов за тысячу злотых. Его толстые серебряные часы пускают зайчики по обшарпанным стенам. Он занимает стул рядом с Гжесем, но сперва отряхивает ладонью с сиденья невидимую пыль.