Холмы Каледонии

– Однако, мой друг, я привел вас сюда сегодня не для того, чтобы мучить скучными подробностями моего детства в Наньцзине. Мы живем здесь и сейчас, даже если мы – бабочки, которым снится этот парк, город и дирижабль.

– Значит, речь пойдет о Мирте, – вскинул брови Ортанс.

Он сразу понял, что что-то произошло – иначе бы Цзиянь поделился с ним своими мыслями за порцией вечернего хереса, а не тащил бы через полгорода любоваться на заросший ряской пруд.

– Нет, мой дорогой, – покачал головой Цзиянь. – Речь пойдет о вас.

* * *

Джон Ортанс был упрямым человеком – и лишь благодаря этому качеству смог не только подняться с самых низов, но и найти себе место среди лунденбурхских работяг. И все эти годы он с ловкостью чайного клипера[8] маневрировал между неудобными вопросами и небеспочвенными подозрениями. И все усилия пошли прахом теперь из-за мелочной мести тщеславного репортера, обладающего пагубной привычкой совать куда не следует длинный нос. Любопытство – качество, погубившее немало кошек, а мистер Уотерс подозрительно походил на тощего драного уличного кота, временно получившего доступ к собачьей кормушке.

И пакости Народца с ним, с Уотерсом, если бы он не выбрал для своей мелочной мести «Панч». Хоть статья и была выпущена под псевдонимом, Ортанс ни на миг не сомневался, чьих это рук дело. И он не имел ни малейшего желания обсуждать это с Цзиянем. Но в черных глазах друга читалась такая же решимость, какая, должно быть, была у него самого, когда он допрашивал Цзияня о его связи с Джеймсом Блюбеллом. Как же это было давно…

А теперь он сам чувствует себя как на допросе, хотя Цзиянь еще даже не произнес ни слова. Налетел ветер и похолодало, даже солнце, казалось, потеряло свою яркость.

– Что вы хотите узнать? – сдаваясь, спросил Ортанс.

– Я наблюдал за вами эти дни. Судя по вашему поведению, то, что сказано в статье, имеет некоторое сходство с реальностью?

В эту минуту Ортанс пожалел, что не взял с собой трубку и табак. Закурить бы сейчас не помешало. А лучше – отправиться в Улей в притон к Ханьцу и попросить трубку с опием, как в старые времена. Вздохнув, он ответил:

– Вы весьма проницательны, Цзиянь.

– Проницательность – одно из важнейших качеств офицера внутренних служб, – мягко сказал Цзиянь. – Однако вспомните, пожалуйста, что я – всего лишь бабочка, и поговорите со мной, как с другом. Не закрывайтесь от меня. Я хочу, чтобы вы доверились мне, а не видели во мне опасность.

– Я просто не понимаю, что вы будете делать с тем, что узнаете, – нахмурился Ортанс. – Не понимаю, зачем вам это.

– Вы же хотели знать о моем прошлом. Вам было надо, – Цзиянь чуть раздраженно повел плечами. Биомеханическая рука заныла, напоминая, что лунденбурхская погода капризна и переменчива. – Вот и мне – надо. Чтобы знать, как защитить вас.

– Мне казалось, что это я защищаю вас, – Ортанс нервно усмехнулся. – Неожиданно слышать от вас такие слова.

– Друг мой, – упрямо сказал Цзиянь. – Вы защищаете меня от тех опасностей Лунденбурха, с которыми я могу столкнуться, от агрессии, нетерпимости и ограниченности местных жителей. А я хочу защитить вас от вас самого. От той агрессии, которую вы храните внутри себя, чем наносите непоправимый ущерб самому себе.

– И вовсе я не…

– Дайте мне договорить, пожалуйста. В традициях ханьской медицины есть понятие внутренних меридианов – это система энергий, баланс которых влияет на благополучие и здоровье человека. Две энергии, вокруг которой строится наша медицинская и духовная практика – инь и ян, – должны находиться в балансе.

– И что же – я нарушаю этот ваш баланс? – Ортанс превосходно врачевал часы и моторы, но от духовных практик был далек так же, как Бриттские острова – от Империи Хань.

Настолько, насколько он сам был сейчас далек от Цзияня.

– Да. Согласно нашим врачам, нарушение циркуляции энергий инь-ян в организме приводит к тяжелым болезням и поражает внутренние органы. Сейчас вы испытываете сильный гнев и подавляете его, вымещая на ни в чем не повинных механизмах. Под угрозой ваша печень. Избыток желчи сделает вас болезненным и слабым.

Ортанс закатил глаза:

– Если вы до сих пор не заметили, я не слишком-то жалую докторов. С чего бы мне делать исключение для вашей медицины?

– Да если бы я мог, я бы притащил вам лучшего врача с самыми острыми серебряными иглами! – Обычно спокойный Цзиянь говорил громче обычного, и в голосе его прорезался острый ханьский акцент. – Но я же прошу вас просто со мной поговорить…

– А вы уверены, что людный парк в центре города лучшее место для подобных разговоров?

Цзиянь тонко улыбнулся:

– О да. Поверьте моему опыту – чем больше людей вокруг, тем меньше вероятность, что кто-то захочет обратить внимание именно на вас.

– Но вряд ли кто-то сможет подслушать нас дома…

– Сказал владелец известной на весь город мастерской, – сощурился Цзиянь. На механическом протезе эта мимика выглядела жутковато.

– Вы что же, полагаете, что к нам могут заглядывать в окна?