Холмы Каледонии

На столе рядом с бутылкой бренди лежали карманные часы, а рядом – небольшой букетик голубых колокольчиков. Эти цветы, казалось, круглый год цвели у пруда в Роуз-парке, населенном младшими фаэ. Мистер Мирт побывал и там – в надежде развеять дурные мысли. А в итоге лишь усугубил их.

Ни умственная работа, ни тяжелый физический труд больше не приносили ему забвения и усталости, как раньше.

Поэтому он прибегнул к способу, которого всеми силами избегал – алкоголю, понадеявшись, что галлы делают такой херес, что сшибет с ног даже чистокровного фаэ.

Надо заметить, у него это почти получилось – в голове образовался легкий туман, усталый взгляд бродил по комнате, спотыкаясь то о часы-луковицу, то о портрет Гилдероя Эконита, а сладковатый херес жег губы.

– И как, забрали тебя в Холмы, Джеймс? – пробормотал мистер Мирт, уставившись на часы. Стрелки монотонно отсчитывали смертное время. Часы шли без перебоев. – Наверняка забрали. Как я… предполагал.

Тишина зазвенела у него в ушах. Габриэль дотянулся до бутылки и плеснул на дно стакана еще херес. Выпил залпом – и закашлялся с непривычки, закрывая рукавом рот.

– Вот же… Насмехаешься надо мной, да? Старина Габриэль не умеет пить… А кто умеет? Это для смертных… Нам, фаэ, только солнечное вино да лунная роса…

Он сделал еще один глоток и отставил стакан подальше.

– Вот скажи… – он запрокинул голову на спинку кресла и, болезненно морщась, прикрыл глаза. – Ты же встречался с ней, верно? Ты мог ее получить? Почему ты отказался?..

Он притих, словно в самом деле ожидая ответа, но услышал в ответ только мерное тиканье стрелки.

– Ты был бы ей прекрасной парой, Джеймс. Поверить не могу, что ты вот так взял и отступил. Дался тебе этот Парламент, когда тобой заинтересовалась такая женщина!

Плеск в бокале определил начало новой порции бренди – мистер Мирт осушил бокал, уже почти не закашлявшись.

Его голос стал громче. Он словно готов был по-настоящему поссориться с сумерками, сгустившимися по углам старого особняка.

– Я ведь сам все разрушаю… Неудивительно. Разве имею я право так глупо ревновать или вести себя как последний боререй, пытаясь отсрочить неизбежное? Нет, дело вовсе не в этом павлине Ричардсе! Я уверен, Амелия умна и достаточно высоко ценит себя, чтобы не связываться с ему подобными! Но чего ожидаю я сам, точно так же посягая на ее гордость и независимость? Конечно, своим неосмотрительным проявлением чувств я только сильнее ее оскорбил!

От того, чтобы бросить стакан в стену, мистера Мирта удержали лишь хорошее воспитание и стыд перед Поупом, которому пришлось бы убирать осколки. Еще одного укоряющего взгляда сегодня Габриэль не выдержал бы.

– Что же ты не возвращаешься? Возьми свое. Теперь, когда между вами не стоит угроза всем Бриттским островам, разве откажется она пойти за тобой? Она заслужила жизнь получше, чем быть вечной спутницей безумного ученого – так, кажется, назвали меня в той газетенке?

Резко потянувшись вперед, мистер Мирт схватил часы и откинул крышку. Время беспощадно неслось вперед.

Сколько оно будет идти так для него? Вечность. Целую одинокую вечность, которую он проведет рядом с механизмами, которые никогда не подведут, никогда не оставят его. Которые всегда можно завести вновь.

Можно ли завести вновь потерянное доверие? Человеческие чувства – тайна для фаэ. Сейчас, прожив рядом со смертными много лет, он с особенной тоской и ясностью понимал это.

* * *

Поздно вечером в доме Джона Ортанса раздался стук в дверь. Ортанс и Цзиянь переглянулись – ни один из них совершенно точно не ожидал гостей в такое время, да еще и в столь промозглый вечер. На столе перед друзьями стояли початая бутылка хереса и доска для игры в вейци. Юй Цзиянь не терял надежды обучить Ортанса азам стратегии и поэтому заставлял его время от времени сражаться на расчерченном на линии поле. Сейчас рядом с Ортансом было лишь несколько черных камней. Цзиянь же сложил рядом с собой уже порядочную горку белых, несмотря на то, что дал другу приличную фору в несколько ходов. Цзиянь уже собрался было подсказать Ортансу наиболее удачный ход, чтобы подсластить горькую пилюлю разочарования от грядущего проигрыша, когда внезапный посетитель потревожил их покой.

Ортанс хмыкнул и пошел к дверям.

Несмотря на то что дни были уже солнечными и теплыми, вечера оставались промозглыми, особенно когда поднимался ветер. Оттого незваный гость был закутан, казалось, с головы до ног – только между плоским черным кепи и поеденным молью длинным полосатым шарфом виднелись темные, обведенные черными кругами глаза. Узкие кисти рук с длинными ловкими пальцами прятались в карманах поношенного пальто, а прохудившиеся ботинки намекали на то, что визитер явился из не самого благополучного района города.

– Ты? – Ортанс замер, пальцы с силой стиснули медную ручку двери.

– Я, я, – с ярко выраженным каледонским говором ответил визитер. – Признаешь еще старых друзей? Или совсем нос задрал, Ключ?

– Не называй меня так, – резко ответил Ортанс. – Разве не знаешь, что…