Детишки с еще большим любопытством глядели на эту траву, которая дает хлеб-теплые пахучие буханки.
Алеша с вдумчивостью глядел в озимое поле, а Машенька с радостью удивления привстала.
- Папа, папа, смотри, хлебная трава!
Анфиса остановила коня. Сорвала каждому по стеб* линке - Алеше и Машеньке.
Машенька смотрела, как трепетала на ветру стеблинка, а Алеша свою прихоронил от ветра и пальчиком разглаживал зелено-серебристый стебелек, обрызганный крапинками земли.
- Я посажу его, и у меня будет хлеб,- сказал он.
- А мне-то кусочек дашь?-спросила Анфиса с улыбкой, в которой теплилась жалость: "Сиротки ры бедные".
- Я всем дам,-сказал Алеша.-И птичкам, и лошадке, и паровозу.
Анфиса засмеялась.
- А паровозу-то зачем?
- Он тоже есть хочет.
Свежий воздух и ходьба разгорячили Платона Сергеевича. Ему захотелось есть, и он теперь думал, как бы скорее дойти к жилью, к хлебу и чугунку с картошкой на столе.
Над озимыми зигзаг неба среди туч, как молния, вонзался в леса, окружавшие этот мир с тишиной и покоем. Казалось, сюда никогда не приходят тревоги, остаются где-то далеко-далеко.
Он еще дальше уходил от них - шел за телегой, где слышался смех его детей и Анфисы.
- Скоро теперь. Печь затопим, согреемся,- сказала шедшая рядом с Платоном Сергеевичем Феня.- Было бы ехать куда. Края нет - сколько земли у нас. Тут одна опасность, Платон Сергеевич. Если на диване лежать, через неделю кустами зарастешь. Такие у нас кусты шзбовитые: где получше да посветлее, скорей норовят.
Были выселки по лесам, совсем-то недавно, а теперь и не найдешь: с избами заросли, в землю втянуло. Не пейте, Платон Сергеевич. Такие места есть, куда и ворон костей не заносит.
Платон Сергеевич прошел молча, сказал:
- Оно и в домах такие места бывают.
Анфиса оглянулась, сказала Платону Сергеевичу:
- Ай же детишки у вас смышленые.
- Шалят,- ответил он.
На перекрестке дорог Анфиса свернула к своему дому.
- Тетя, куда вы? - нагнала ее и остановила Феня.
- К себе. У меня поживут.
Возле лампы с ясным стеклом Никанор читал вслух письмо. Катюша прислала.
Гордеевна сидела на лавке не шелохнувшись, слушала, отложив спицы и клубок с пряжей.
- "Живем хорошо мы,- читал Никанор, вглядываясь в округлые и ровные буковки на тетрадном листе.- Дали нам с Федей комнату в военном городке. Федя на своей службе. Редко дома бывает. ЖДУ его. А вместе мы -ждем нашего Ваню..." То есть сына,-уточнил Никанор и продолжал: - "Пройдет зима. А весной встретим его. Летом все трое приедем. Так я соскучилась по дому, по Угре.
Тут разговор идет, будто бы Гитлер готовит войну и пойдет на нас скоро..."
Тут Никанор остановился, задумываясь. Случись что-ближе всех к войне Катя. Надо бы написать, что ежели худые вести будут, чтоб сразу домой ехала: тут никакое лихо не достанет.
- Надо бы, мать, запасец нам какой сделать. А то не дай бог...
Гордеевна перекрестилась.
- Господи! А как же Катюша там?
- "Но вы не бойтесь,- продолжал читать Никанор.- У нас тоже большие силы. Пишу письмо поздно вечером.
Феди все нет. Спят все давно, а я его жду. Обещал сегодня прийти. Может, и не придет..."
Снаружи с гулом ударило в стену. Это Кирьян колол дрова. Бросал звонкие поленца в ворох, из которого свежила сквозь сумрак снеговым светом береста. Распрямился, и вдруг как огонь полыхнул по сердцу. Рядом с поленницей бился на ветру платок над кромкой золотистых волос. Не поверил: слишком уж ждал, чтоб поверить, что так просто придет она.
"Киря, перевези".
Никанор вышел во двор помочь сыну сложить дрова и вдруг увидел огонь в избе Фени.
"Приехала. Завеялся опять парень. Пошла карусель",- и задумался, что могло все быть и не так, если бы был Митя дома... Федор Григорьевич...
Никанор стоял посреди двора. Какая-то неулажениая жизнь.
Над хутором неслись тучи в неисповедимую даль, где зияла огненно полоска заката, словно вещала о пожарах мятущейся земли.
КНИГА ВТОРАЯ
Часть 1
ГЛАВА 1
На Угре с рассвета стучали два топора- Никанор и Кирьян ставили новые клади. Старые еще весной смело пеловодьем. Стлань в три тесины широко и крепко лежала на скрещенных опорах, с укосом врезавшихся в дно реки. Перильца березовые, как стрелы, вонзались в прибрежные лозинники. Отсюда, из зеленой затени, расходились тропки в свои пути и, как на ладони, смеживались и скрещивались в невестимом гаданье среди полей.
Никанор был доволен работой. Подзадоривал сына.
Тот в распоясанной сатиновой рубашке легко тесал и рубил топором, но не спешил.
- Гляжу на тебя, малый. Раз топором ты клюнешь и задумываешься чего-то, вроде как бы скучаешь. Того и гляди с кладей рухнешь. Если уж рухнешь, топор на дне не забудь.
- Нс задумываюсь, а жду, пока топор остынет. А то искры летят.
Никанор, постукивая, как бы ласкал обушком шляпку встрявшего в жердину гвоздя.
- Искры у тебя с Фенькой летят. Это верно. Никак не остынешь. Прямо пожар!
Ударил Кнрьян. Жахнуло по реке. Из-под берега всполошно метпулся чирок.
- Или подпалило кого?