Холмы России

- Алексей Иванович, пусть мне язык вырвут если неправду скажу,проговорила Феня и с мольбой открытой в глазах прижала руку к сердцу.- Не убивала" И не еылаясним. Не видела. Наговорил он.

Стройков медленно, с остановками пил квас.

- Слушаю,- сказал он Фене, когда она замолчала - Слушаю,- повторил он.

- Лучше уж спрашивайте для своего секрета А я отвечать буду.

Она встала у стенки, сжав за спиной руки Налиты слезами глаза.

- Не веришь, что гостем пришел...- Провел по ремню с револьвером в кобуре.- Выходной у меня Сейчас оы на речке с удочками сидел. А я вот приехал- душа за вас болит. Запряглись в тройку-Дмитрий, Кирька да ты, коренная с колокольцем. На всю округу звон Летите, как в пропасть, а я виноват. Из-за этой вашей канители и вынужден ехать.

Феня поставила на стол бутылку и стакан, хотела подать и закуску, но Стройков отказался.

- Оторвет мне голову Глафира, если узнает - он с жадностью глотнул квасу, а бутылку крепко запечатал пробкой.- Это убери. Кирьке останется.

- Киря не сохнет по ней.

- Верю. Жалеет тебя... А секрет у меня такой Думаю, как тебя выручить, на случай. Не по вине, а по правде... Сволочь он! Такое на человека наговорить. Сведения есть, помрачение у него, иначе трудно поверить: сам на себя в убийстве показал. Может, опомнится. А может в помрачении и высказался-и так могут предположить. Дело, конечно, долгое. Надо разобраться. .Так это просто не решается.

- Алексей Иваныч, ведь не было этого. Как же он мог так сказать?

- Феня прямо поглядела в глаза Стройкову, чтоб поверил, будто от этого взгляда все и решалось.

- Значит, способен на это,- сказал Стройкой.

- В нем и жалостное было. Поглядит на меня, в душе защемит с его какой-то тоски. Поникнет. А то весь как пожар бешеный... Лучше не вспоминать.

- Да ты сядь. Сядь^- Стройков поднялся и подставил к другой стороне стола табуретку.

Феня села, смирно положив на колени тонкие, какие-то прозрачные руки.

- Когда ж эта история кончится? - не спрашивала, задумалась перед неизвестностью.

- Это такая ваша жизнь. Сами заварили.

- Кто же себе такую жизнь сам-то заваривает?

- Судьба, значит? Лошадка завезла? А вожжи для чего? Не связывалась бы с Кирькой, сидел бы на этом месте не я, а твой Дмитрий. Уж дома был бы. Но за такие подлые способности туда ему и дорога! Потому и не любила. Вины твоей перед ним нет. Подлец! - выругался Стройков и с яростью отпил из кружки.

- Вдруг поверят вранью-то его? Что будет, Алексей Иваныч?

- Вот это уж разговор. Тебя, если смотреть по тому, что высказал, он хоть и запутал, но не совсем. Не соучаствовала в убийстве. Доля твоей вины в сокрытии преступления. Грозил он тебе - ты и скрыла происшедшее.

- Ведь не было этого,-с отчаяньем сказала Феня.

- Мы предполагаем. Рассуждения лишь.

- Алексей Иваныч, да это же и слышать страшно.

- Слушай!.. Все знать должна. Другое дело, ты подвела к убийству из особых к тому побуждений. Это называется подстрекательство. И тут на тебе статья закона, которая предусматривает преступление, совершенное исполнителем.

Феня закрыла лицо руками.

- Вот и все в основном,-сказал Стройков.-Многое в твою пользу. Можешь и вовсе избежать неприятностей.

- За наговор-то?

- Не так все .просто..: Наговор какой! Сам в убийстве признался. На себя показал. За это...-он закрыл кружку .рукой.

Феня поднялась. В гневе красота ее как-то сверкну"

ла перед Стррйковым - ее глаза, и даже косынка рябиновая, показалось ему, метнулась пламенем.

- Себя потащил и меня туда же! А если я, Алексей Иваныч, на его ложь без пощады пойду, раз правду нельзя доказать?

- Правду пока не трогай. До нее далеко. Бывает, и рядом не увидишь. Сама знаешь, как ее с Кирькой-то скрывала. И милуйтесь, раз хорошо. Не мешают.

- Это особое, Алексей Иванович. Я при всех скажу:

"Люблю..." И знают давно все. Кому ложь и измена, а по мне - моя воля.

- А он, Митя, по твоей воле жить не хочет. Не покоряется. Вот и огонь и помрачение.

- И это особое, Алексей Иванович. Я про другое.

Если и я без пощады пойду, сказала же?

- С чем? С вилами?

- Я и без вил вонжу-тошно станет. Для тумана я во всей этой истории. А в тумане человек один тенью стоит.

- Какой человек?

- Л вот будет суд - и скажу.

- Какой тебе еще суд!

- Это верно. На суд не пойду. Лучше в омут. Пряуо с новых кладей.

Стройков по столу стукнул.

- Дура! Красивая и рассуждаешь умеючи, а дуря!

- Зато правду докажу. Не убивала! Не видела! И гс от позора бегу, а мутно мне: всякая тварь грязнит, как ей хочется.

- Я к тебе с добром приехал. Помочь хочу. И не один.

А ты - в омут. Вот и приезжай в другой раз. Мне или не веришь? Ведь знать-то надо, с чего это он так на себя наговорил? Мелочь какую упустишь-дырочку-весь мешок раструсится.

- С чего наговорил? Погубить меня хочет. Вот и все.

Зря голову ломаете.

- Погубить ценою своей жизни? Не слишком ли?

- Ему все равно. Жалел он себя, когда казенные прогуливал,- тюрьмой пахло? А когда на Кирю с ружьем шел? А сейчас и вовсе. Жизнь для него-копейка.