- Сергею надо быть военным,-с прежней твердостью продолжал Николай Ильич.-Дисциплина, неукоснительный порядок, в который он включит свои способности и силы, выдадут ему верное будущее. Вот мои советы и мысли. Желаю добра, только добра. Я с тобой откровенен, знаю тебя. А с ним не могу. Нет чувства, а у него степенного поклона, начала. В таких случаях говорю юнцам: нет! Хотя воспринимает как нечто разное во взглядах и даже враждебное.
- Сережа может вспылить, но озлобленности у него
нет.
- Я не требую приспособления. Но эти же плотины для чего-то воздвигнуты,- вознес руки Николай Ильич к высотам книжным и с огорчением опустил.- Благоговения его нс заметил. Скорее в сад с любимой. Расстроил я тебя, Поля. Ты прости. Надо же учиться и воспитываться. Как-то в трамвае я сделал замечание одной женщине. Сын ее сидел, а рядом стояла старушка. Родительница ответила: "Почему он должен уступать место? Вы ученые, а он из бедных?"
- И ты произнес речь,-с шуткой сказала Полина Петровна.
- Я представил Ломоносова на моем месте. А лекция вскоре состоялась в заводском клубе. Мне мало жизни: столько полезного так и умрет со мной. Живем, чтоб оставить свой опыт. Когда им пренебрегают, наступает разрыв между поколениями, как будто бы разорвано живое,- после паузы Николай Ильич выбрался на колею и, поудобнее усевшись в кресле, тронулся: - Твой сын и моя дочь никогда не испытывали чувства голода и жажды, а, чуть устав, отдыхали. Мы трудами своими добыли им блага. На что они способны, я не знаю.
Мы сняли с них все тревоги. Хотя бы одна вошла в их душу, заставила задуматься. А что делать, когда решать нечего? Цель же неопределенная растрачивает силы на беспутное, которое никак не может быть оправдано скидкой на юность. Так мы лишь готовим несчастье своим детям. Я сказал все не зря. Лучше предупредить, чем потом сожалеть...
- Они счастливее нас,- уверенно сказала Полина Петровна.
- Я не упомянул о твоем муже. Твой сын может дополнить дело, сделать картину более мрачной.
- Но что он сделал? - с недоумением спросила Полина Петровна.
- Пока ничего. Но ты помни, что я сказал. Я не был безучастным. Твой сын не должен предаваться страданию. Только борением духа побеждаются собственные слабости и невзгоды... Как бы хорошо посидеть в беседке и поговорить о другом, выйти в ржаное поле, послушать перепелов,- помечтал Николай Ильич, как бы отдыхая после пространной речи.- Но время, история. Тысячи, тысячи лет все устраивается мир. Существует честное и бессовестное, холуйское. Один не имеет крова, другой...
Николай Ильич поднялся и снова заходил у книжных полок, по ковру и, поворачиваясь от угла, глядел на входную дверь с больщим железным засовом в скобах.
- Я становлюсь лишним в семье. Им что-то надо.
Новое, и готовы разрушить старое. Скоро я останусь один.
Что ужаснее: голод или муки душевные? Не изменит лишь эта палка,-вдруг с печалью поглядел 1; а свою трость Николай Ильич.- Пригласил тебя по делу, а не хочется говорить.
Николаи Ильич еще быстрее заходил, скрывался за дверью и возвращался. Остановился внезапно за спиной Полины Петровны, положил руки на спинку кресла.
В мочках ее ушей покоились маленькие золотые сережки.
"В чем смысл ее жизни? В работе, в надеждах, в сыне? Стойкость? явился неожиданно вопрос Николаю Ильичу.- Нет, нет!"
- Сын спрашивает о деле отца? Настаивает? Требует действий? Не так ли?
Полина Петровна обернулась. Но Николай Ильич уже отошел, стоял у своего кресла.
- Да. Был разговор,- ответила Полина Петровна.- Требует правды. Я чувствую себя виноватой: ничего не добилась. Теперь мы вдвоем, и вера наша сильнее.
- Я пригласил тебя, чтобы предупредить.- "Начнет стучать во все двери этот мальчишка. Без всякого совета",- раздумывал Николай Ильич, решал, как и что сказать Полине Петровне, так сказать, с участием утешающим, но и оградить их от дела - не вмешиваться, пока как-то уладилось временно и остановилось для Дементия Федоровича.
- Хотите поколебать пламя свечи,- с тревожного начал Николай Ильич.Надо быть осторожнее. Она так робко и слабо горит.
- Я должна знать, что мне делать. Или ничего не делать? Вот все, что мне надо.
- Ты так сказала, будто хочешь совсем мало. Но это область государственных деяний. И если иметь в виду провидение, то это и есть то высшее и безграничное, где свершаются судьбы истории. Ее движение не только с гулом сражений, но и с лязгом железных затворов, отсекающих все опасное для нас. Ты хочешь постучать в эти железные затворы?
- Он не виноват. Я уже говорила,- слабым показался голос Полины Петровны после слов Николая Ильича, которые дыбой ворочались со скрипом и содроганием.
- И я говорил и говорю, дорогая Поля, что опасно подвергать сомнению. Надо смириться не от бессилия своего найти правду, а принять существующее как правду. Мы любим близких, жалеем их. Очень тяжело, я понимаю. А цели преступников? Перед законом и властью надо снимать шапку. Тогда все будет хорошо. Спокойно общество, и спокоен каждый из нас. Так надо жить.