Холод

Пару минут они ехали молча, а потом заговорила Рита.

– Я в одном интервью у вас прочитала… Вы сказали, что каждый из нас часть какого-то текста.

– Да? Не помню… Наверное… Я иногда и не такую чушь несу.

– Что это значит? Я часть какого текста?

Филя хмыкнул и промолчал.

– Не скажете? – Она испытующе покосилась на него.

– Почему не скажу? – пожал он плечами. – Скажу… Ты часть очень симпатичного текста. Хороший текст у тебя, не бойся.

– Правда? – Она, не скрывая, обрадовалась. – А вы откуда знаете?

– Ты же моя дочь… Слушай, ты можешь ехать помедленней?

Продолжая улыбаться, Рита слегка отпустила педаль газа, но машина не успела хоть сколько-нибудь заметно сбросить скорость. Буквально в следующую секунду туман над дорогой разорвался в клочья, и в этом просвете Филя отчетливо увидел стоявшего уже в нескольких метрах перед ними прямо на проезжей части ребенка.

– Стой! – заорал он, рванув руль на себя.

Машину бросило вправо, она вылетела на обочину, однако за долю мгновения до этого Филя услышал звук, от которого ему захотелось взвыть.

– Мы задели! – кричал он, выпрыгивая из машины на снег. – Задели его! Я слышал!

Удар пришелся по касательной, поэтому тело отбросило на противоположную сторону. Филя увидел его лежащим на краю дорожного полотна. Рванувшись к нему, он поскользнулся на укатанной колее, упал, и тут же мимо него по встречке пролетел темным снарядом еще один автомобиль. В ужасе от мысли, что вторая машина прошла по сбитому ими ребенку, Филя вскочил на ноги, снова упал, закричал что-то и, нелепо карабкаясь, на четвереньках, подвывая от страха, не замечая обжигающей боли в руках, побежал к лежавшему на обочине серому бесформенному комку.

– Не надо, не трогайте, – сказала Рита, догнавшая Филю и уже стоявшая у него за спиной. – Может, он заразный… Лишай там, или я не знаю…

Филя обернулся и ошарашенно посмотрел на нее снизу вверх. Ничто в лице Риты не выдавало сильного беспокойства. На нем – на ее лице – не было ничего, кроме обычного небольшого сочувствия. Как будто она сбивала детей каждый день и уже давно к этому привыкла.

– Их в последнее время много в городе развелось. – Она вздохнула и пожала плечами. – В теплотрассах живут… А теперь повылазили. Там, наверное, тоже холодно. Может, холодней даже, чем на улице…

Онемевший Филя, который все еще продолжал стоять на коленях рядом с бесформенным темным комком, схватился за горло, внезапно перехваченное жестким ледяным воздухом, и закашлял. На глаза ему навернулись слезы. Ресницы мгновенно слиплись, он усиленно заморгал и мазнул по лицу забинтованной правой рукой, чтобы разлепить веки.

– Пойдемте, – сказала Рита. – А то заболеете. Вам долго на морозе нельзя.

Филя отвернулся от нее и снова посмотрел на то, что они сбили. На снегу перед ним лежала собака. Это был тот самый пес, который полночи бродил с ним по городу. И он был жив. Левый бок его вздымался от частого, прерывистого дыхания. Из пасти вырывались клубы пара.

– Может, не надо? – пыталась возражать Рита, когда пыхтящий от напряжения и странного счастья Филя с псом на руках велел ей открыть заднюю дверцу. – Это же Тёминого отца машина. Испачкаем всё сиденье. Он нам потом мозги выест.

– Не напрягайся, – сказал Филя, укладывая грязного содрогающегося пса на светлые сиденья. – Это как раз то, что ему нужно.

– Тёминому отцу?

– Да, и ему тоже.

Из-под раненого животного на светлую дорогую обивку тут же начала просачиваться кровь. Сбежав по кожаному покрытию, она закапала на коврик под сиденьем, и Филя захлопнул дверцу.

– Быстрее давай, – выдохнул он вместе с клубом пара. – Вот теперь гони как подорванная!

Сидя рядом с Ритой, Филя то и дело оборачивался и подолгу держал руку на псе. Он как будто слушал его этой рукой – чутко улавливал мелкую дрожь и почти неслышимое, буквально на грани ультразвука, поскуливание, которое вплеталось в тяжелое дыханье собаки. Пес косился на Филину руку, пытался благодарно хлопнуть по сиденью хвостом, однако всё, что у него получалось, было лишь едва заметным подрагиванием. Слипшаяся от крови и растаявшего снега шерсть на перебитом, очевидно, хвосте делала его окончательно неподъемным. Пес продолжал дрожать и только взглядом извинялся за свою беспомощность.