Холод

— …неплохо бы новую одежду для всех, не такую тяжелую и теплую, чтобы подходила для юга, — говорила Эри. — А еще приемник в машину. Да знаю я про то, какие там новости, знаю, не кривись, рыжий. Просто на трассе мы без музыки, хоть какой, вконец одуреем от однообразия.

— Можно достать музыку на кассетах, — предложила Гала. — Хорошую музыку. От того, что крутят по радио, действительно можно с ума сойти. Где взять кассеты, я знаю. Боюсь только, что мне туда нельзя, меня же ловят, наверное.

— Я схожу, — вызвалась Эри, которая уже свыклась с образом хамоватой и наглой Ирины Андреевны. — Скажу, деточек надо образовывать.

— Не пойдет. А вот если скажешь, что у мужа хозяйство под Вагнера лучше работает, поверят, — рассмеялась Гала. — Серьезно, правда. Ладно, что сказать, придумаем, но музыку действительно хорошо бы. Несколько дней ехать…

— Я знаю несколько песен, — встрял в разговор Кили. — Сэт, а ты?

— Кхм, — Сэт, видимо, растерялся. — Как-то не приходило в голову подобное. Что-то я действительно знаю, но петь я ни разу в жизни не пробовал. Боюсь, у меня не получится.

— Всё бывает в первый раз, — заметила Гала. — Рискнем попробовать?

— Только не сейчас, — взмолился Сэт. — Я стесняюсь.

— Ну, значит, в другой раз…

Ит, снова возившийся с машиной, машинально прислушивался к тому, что происходило в доме. Завтра они планировали поехать в Москву, докупить (или украсть) необходимые вещи, заглянуть в пару мест, которые интересовали Саба, затем вернуться в этот дом, переночевать в нем последний раз, и послезавтра, пораньше утром, выехать в сторону юга. Место они примерно знали (и не сказать, что это оказалось оно, их сильно удивило), но вот дорога предстояла непростая, ведь надо будет как-то миновать достаточное количество контролируемых территорий, на которых, разумеется, полно блокпостов, полиции, и прочих не совсем приятных препятствий.

Солнце грело сейчас совсем по весеннему, ночи стали короче, солнце теперь вставало рано, и просыпаться все стали тоже рано — обычно в шесть утра кто-то, вставший первым, уже ставил кипятить воду для кофе, а еще кто-нибудь умывался в сенях, поругивая ледяную воду. Снег уже почти стаял, лежал он сейчас только в низинках, да по северным сторонам от деревьев и построек.

…А дальше будет лето, сказал как-то Кили, сказал, и усмехнулся — Ита тогда поразило то, как Кили в тот момент выглядел. Сейчас ему нельзя было дать больше тридцати, он выпрямился, и похорошел просто невероятно; яркие, блестящие глаза, волосы почти до плеч, тонкие, какие-то даже благородные черты лица, быстрые, точные, уверенные движения. В Кили чувствовалась порода, происхождение. Немудрено, что он так нравится и Сэту и Гале. Впрочем, и они ему тоже…

— Ит, что делаешь? — спросил Скрипач, подходя к машине.

— Прикидываю, доедем мы с этим радиатором, или не доедем, — проворчал Ит. — Хорошо, что хоть не холодно, можно воду залить, и доливать. Если я буду пробовать это всё заделать, или если мы поедем добывать новый радиатор, то застрянем тут еще на несколько дней. Сам понимаешь, новый радиатор просто так не достанешь.

— Понимаю, — кивнул Скрипач. — Слушай…

— Рыжий, что-то случилось? — Ит, наконец, поднял голову, и увидел, что на Скрипаче в буквальном смысле слова лица нет. Тот выглядел ужасно — растерянное, подавленное выражение, если не сказать — испуг. — Что такое?

— Ит, скажи… — Скрипач замялся. — У нас ведь были дети? Да? Я правильно помню?

Ит встал, вытер руки куском ветоши.

— Были, — кивнул он.

— И ты их помнишь? — требовательно спросил Скрипач.

— Да… кажется, да.

— Всех?

— Был Фэб младший, самый первый. Про которого потом выяснилось, что он на самом деле был не нашим сыном. Была Маден-син, твоя дочь. Это дети от Орбели. Потом появилась Даша, это моя дочь, от Берты и Фэба. Через год родилась твоя дочь, от Берты и Кира…

— Как ее звали? — севшим голосом спросил Скрипач. — Ит, как звали мою дочь?

— Вера… Рыжий, что с тобой? Ты…

— Мне нехорошо, Ит. И тебе было бы нехорошо, если бы ты два часа пытался вспомнить имя своего ребенка, и не смог бы этого сделать, — Скрипач сгорбился, опустил голову. — Вера… Я помню, что она была рыжая, но не такая, как я, а кудрявая… пожалуй, почти такая же, как Гала, и это не в меня, а в мою мать у моей дочери такие волосы… Ит, мне страшно. Ты думаешь, я делом занимался? Да как же. Я эти два часа шатался по лесу и бился головой обо все деревья подряд. Как получилось, что я забыл её имя? Как мы из роддома приехали, я помню, как все на цыпочках ходили, когда первый раз спать дома собралась, тоже, а имя — нет. И дальше моменты пропадают один за другим. Она рисовала? Помню, что рисовала. Дома, на обоях. Но художницей она не стала, так?

Ит нахмурился.

— Не стала, — подтвердил он. — Она технарь. Равно как и Даша. Рыжий, заканчивай повторять слово «была». Она не «была». Она есть. И Даша есть. И Маден. И Фэйт. И все остальные дети и внуки. И даже, подозреваю, правнуки.