Холод

— Почему вы это терпите, — Ит вытащил сигареты, протянул пачку Кили. Курили они сейчас редко, по большей части из-за недовольства Саба. — Причем уже очень давно терпите. Как это получилось?

— Я тоже думал про это когда-то. Наверное, потому что нас давили. Поодиночке. Например, отец. Он хотел писать книги, а его… я не знаю, куда делись его записи. Наверное, их выбросили. Он, кажется, написал две или три книги, но их даже предложить было никуда нельзя. Мама и старший отец говорили, что он талантливый… а он просто сгинул. Как и старший отец, как мы с мамой. Как все остальные. Невозможно выжить, когда на тебя давят со всех сторон. Ну а потом началась эта эпидемия, и стало вообще ни до чего. Она нас раздавила уже окончательно.

— По сути, вы просто сдались всем народом, — резюмировал Ит. — Но вас же было немало! Не понимаю…

— Нас всегда было меньше, чем людей, — пожал плечами Кили. — И они всегда были сильнее.

— Сильнее ли? — прищурился Ит.

— Сильнее, — решительно ответил Кили. — Но сейчас… Ит, я вот пообщался с вами, с Сэтом… знаешь, что я понял?

— И что же?

— Они бы никогда не победили нас, если бы за ними не стоял этот разум. Чей-то разум. Я гляжу на вас, на Саба — и я понимаю, что мы, оказывается, умнее, но…

— Кили, люди и рауф умны в равной степени, — твердо сказал Ит.

— Не знаю. Но людей каким-то образом организовал этот разум. Знаешь, я сейчас словно прозрел. Словно я жил всю свою жизнь с закрытыми глазами, а сейчас они у меня открылись. Я ведь читал, много читал. И не только химию. Я читал, например, книги про войны. Я читал, что были разные страны — Австралия, Япония, Ливия, Греция, Франция, Америка, Финляндия. Теперь это называется «территория бывшего государства». Мы находимся на территории бывшего государства Россия, например, — Кили остановился. — А еще нам показывали фильмы… старые фильмы, но они все были про войны. Понимаешь? В мире нет ни одной войны, зачем эти фильмы? Я тогда не понимал, а сейчас понимаю — там все плохие герои были из наших. Их всех побеждали. Всегда.

— Интересный момент. Получается, вам делали закладку на поражение, — Ит покачал головой. — А что еще было в этих фильмах?

— Там не страны воевали. Там… это называется территориальная война, когда воюют на территории какого-то бывшего государства. Это я сейчас понимаю, что тогда видел. А если бы меня спросили два месяца назад, я бы ответил, что видел фильмы про войну. И всё, — Кили зажмурился, потряс головой. — Нас, нашу расу, там показывали врагом. Но как-то… размыто, что ли. Словно мы не совсем настоящие. Вдалеке. Но мы были злом, всегда злом. Ит, может быть так, что против нас кто-то воюет? Вот прямо сейчас?

— Может, — кивнул Ит. — Мне тоже так кажется.

— Люди? Или…

— Или. Люди — это инструмент. Знаешь, в одном мы от людей действительно сильно отличаемся, — Ит горько усмехнулся. — Верность. Это физиологическая особенность, не думай. Именно поэтому нас меньше, именно поэтому мы уязвимы. Людям… чистым людям, конечно, им проще. Это не умаляет их достоинств, но им действительно гораздо проще жить. Даже нам, которые имеют лишь часть человеческой крови, и то проще, чем совсем чистым.

— Ох, не скажи, — Кили поправил съехавший шарф. — Чистые живут гораздо лучше. И не маются. Тот же Ашур. Что-то я не замечал за ним особой верности и угрызений совести.

— А таких Ашуров у вас тут, видимо, культивируют. Чем гаже особь, тем лучше. Пусть размножается, пусть плодит таких же гадов. Когда придет время убивать, уговорить людей уничтожить такую пакость будет гораздо легче, чем хорошую семью.

— Ты так думаешь? — кажется, Кили удивился. — Мне не приходило в голову… значит, это специально. И это тоже специально. Вот как…

Ит вздохнул. Кили, Кили… Как же тяжело приходится на этом свете простодушным! И насколько он искренен сейчас в своем удивлении, в своих же собственных выводах! Впрочем, это можно понять. Ведь он впервые вступил на этот путь, он не знает ни социологии, ни моделей, ни методов воздействия. Он не знает ничего, что знаем мы, и оттого его же собственные открытия (которые никакие не открытия на самом деле) кажутся ему сейчас откровениями, прозрениями, острыми, как ножи, и обжигающими правдой, как раскаленное железо. И вот он стоит, теребя в руках свой новый шарф, в который попросил «как-нибудь пристроить» остатки старого, вязанного мамой, стоит на этой морозной пустой дороге, и пытается справиться с правдой, которую знал всегда, но которую только-только начал открывать в себе.

— Пойдем, — попросил Ит. — Ребята ждут. Сэт, наверное, проснулся, он тоже есть хочет.

* * *

На встречу с Эри пошли другой дорогой, и это оказалось огромной ошибкой. Потому что по дороге, идущей через квартал, заселенный рауф, они наткнулись на инфицированного.

То есть сперва они, разумеется, наткнулись на «водолазов», которые с ними даже разговаривать не стали — в приказном порядке велели идти на площадь. Смотреть. Ит рискнул спросить, где здесь площадь. Ему ответили, что он недоумок. Ит согласился, что недоумок, но сообщил, что недоумок он транзитный, поэтому про площадь не знает.