Холод Малиогонта

— Чушь! Гарантии были всегда. В лице мудрых и осторожных людей.

Барнер несдержанно фыркнул.

— Кажется, одного из таких людей я вижу сейчас перед собой. Боже мой, какое счастье!..

— Хватит! — Торес пристукнул ладонью по подлокотнику. — Я не намерен более тратить на вас время. Пожалуй, на этом и закончим нашу бесплодную беседу.

— Еще бы!.. — Барнеру не удалось договорить. Порывисто поднявшись, Торес раскатисто приказал:

— Сержант! Вызовите сюда Ребеля!

Один из пехотинцев покинул шеренгу и направился к двери. Он допустил промах — на короткий миг оказался между пленниками и штыками своих людей. Кид немедленно этим воспользовался, стремительно шагнув навстречу и взмахнув кулаком. Солдат рухнул, как подкошенный. А в следующее мгновение Кид бросился на Тореса. Шеренга пехотинцев тотчас же сломалась, но стрелять никто не решился. С устрашающим воплем Барнер кинулся на солдат, но его тут же сбили с ног. Генри был драчуном не лучше. Пригнувшись, он цепко ухватил ринувшегося на него пехотинца за талию. Опрокинувшись, они покатились по полу, силясь одолеть один другого. Киду также не удалось завершить свою акцию. Торес оказался проворнее, чем он ожидал. Выпрыгнув из кресла, адмирал швырнул под ноги нападавшему случайный стул. Короткого замешательства хватило, чтобы на Кида насели пехотинцы. Действуя кулаками и прикладами, его оттеснили к стене. Кид с рычанием отбивался. Скрестив на груди руки, Торес стоял чуть в стороне, с интересом наблюдая за схваткой. Впрочем, долго это продолжаться, конечно же, не могло. В конце концов отважных заговорщиков скрутили по рукам и ногам.

Повернув гудящую голову, Генри разглядел входящего Ребеля. Странно… Усатому офицеру приходилось идти сквозь багровый туман. Он и сам временами расплывался, исчезал вовсе и лишь через миг-другой вновь проявлялся из небытия. Колеблющимся призраком Ребель приблизился к адмиралу. Они о чем-то заговорили, и офицер почтительно склонил голову. С трудом пошевелившись, Генри перевел взгляд на товарищей. Джек лежал без сознания, Кид делал отчаянную попытку подняться. Кованые сапоги, хозяина которых Генри не мог рассмотреть все из-за того же плывущего по салону тумана, с ужасающей методичностью били водолаза под ребра. Футболист, забивающий мяч в никем не защищенные ворота… Генри ощутил обморочную тошноту. Голова его бессильно упала на мохнатый гостеприимный ковер, глаза закрылись.

Мысли лежащего отличны от мыслей движущегося. Их не подстегивает содрогание шагов, не подогревает жар сердца. Как правило, лежащий — уныл, глуп и холоден. Это не дефект человека, это дефект состояния. Даже процесс созерцания в лежачем положении — по обыкновению бесплоден. Пессимизм довлеет над оптимизмом, умиротворенность — над ожиданием. Радоваться и ликовать лежа — почти невозможно. Рано или поздно эмоциям суждено сбиться с шага, уподобиться несчастным улиткам.

Потолок. Иконостас двадцатого века. И не только двадцатого, но и девятнадцатого, восемнадцатого… Повторенный миллионы раз во всех точках планеты, молот удушающего пресса, замершего над головой. Господи! Зачем все это? Бесконечный вопрос кубической формы. Небесная глубь и свод каземата — в чем отличие? Да и есть ли оно? Прямодушие бетонной материи и недостижимая вязь облаков. Какая, в сущности, разница?..

Нечто решительное и злое внутри Генри величаво прошло вперед и, раздвинув плечом жалобно бормочущих просителей, вонзило в грунт мертвую точку. Приемный час был закончен, на скуку и лень объявлялся запрет. Вновь включилось осязание и слух. Голос Барнера, пойманный с полуфразы, начал записываться на истертую ленту бытия…

— …Брезент, господа! Всюду вульгарный брезент! Я не вижу ничего. Вероятно, палуба перед нашими иллюминаторами — лучшее место для просушки морского инвентаря. Но скорее всего, мы в Лоди. Судно уже час стоит неподвижно. Чувствуете? Даже не качает.

— Док, — угрюмо пробурчал Кид.

— Наконец-то! Первое теплое слово! А я уже решил, что вы дали обет молчания. Генри — тот, похоже, точно. Только полюбуйся на него! Полная отрешенность!

— Тебе-то что?

— Да нет, ничего. Только ведь скучно! В иллюминатор ни черта не разглядишь, да еще вы словно воды в рот набрали.

Хрипло прокашлявшись, Генри поднял голову. Опоясанный гипсовым каркасом, Кид лежал на койке. Журналист сидел за столом, уныло подперев подбородок рукой.

— Мы уже давно в Лоди? — спросил Генри.

— В Лоди? Если бы я знал!.. Я даже не уверен, что это действительно Лоди.

— Во всяком случае это порт, — определил Кид. — Подобный гул и лязг ни с чем не спутаешь.

— Тебе лучше знать…

— Нам надо выбраться отсюда, — Генри сел.

Кид внимательно взглянул на него.

— Ты тоже чувствуешь?

— Удушье… — Генри расстегнул ворот. — Так было и тогда, на палубе, когда вылавливали рыбу.

— Значит, ОНИ здесь, поблизости, — Барнер снова покосился в сторону иллюминатора и вполголоса ругнулся. — Выбраться бы, но как?

Зажмурившись, Генри пробормотал:

— Это действительно похоже на док. Воды очень мало, кругом бетон и железо… Черт! Как же здесь душно!

— Душно? — журналист приподнял левую бровь. — А ты, Кид, что на это скажешь?