Холодина

«Ну, а что еще делать?».

«Да хоть что! Можно кактус нюхать… или ботинком в пухляша швырнуть».

«Лучше все-таки пирамидку взять».

Я непроизвольно потянулся к синей игрушке. Тут же замер: не накажут ли меня за это? Но Красномордые совершенно не реагировали на мое движение. Им вообще пофиг. А вот Пухляш. Тот, на самом деле, только притворялся, что читал. Сам же пристально за мной наблюдал поверх книжки.

«Может, все-таки в него ботинком?» – заканючило бунтарство.

«Да нет же! Пирамидку надо взять!».

Со стула я дотянуться до нее не мог. Поэтому все-таки привстал (странно, меня никак не заковали на этот раз), сделал шаг, нагнулся… и смачным футбольным пинком зафигачил пирамидку о стенку! Та аж на части разлетелась!

А потом гордо распрямился и уселся на свой стул.

Чуток излишне спешно, ибо увидел, как големы двинулись ко мне.

Пухляш встал. Тщательно заложил страницу книги закладкой. Аккуратно опустил мягкий томик в карман. Подошел к каждой части пирамидке, поднял их все. Сосредоточенно собрал: так, чтобы каждый диск занимал строго свое место, согласно размеру. Даже перебрал один раз, когда понял, что ошибся. А потом водрузил игрушку ровно на то место (ровно!), где та стояла до моего главного штрафного удара в жизни.

Посмотрел на нее озадаченно. Потом на меня.

– Странно, – слегка невнятно, с кашей во рту, произнес черноволосый любитель халатов. – Странно… Так… А ты меня сейчас слышишь?

Я растерянно кивнул.

– Надо же! – обрадовался Пухляш. – Тогда слушай, мой приказ: запрещаю тебе думать о белых обезьянах.

Про эту байку я слышал. Типа нельзя не думать о том, о чем тебе запретили думать. И почему-то в качестве примера всегда приводят этих непонятных обезьян. Да, об этом я слышал, но ни разу не проверял. Даже интересно стало. Принялся старательно не думать о них – и, конечно, эти лохматые белые обезьяны (да, почему-то они были именно лохматыми) тут же начали лезть изо всех щелей разума!

– Так-так-так, – Пухляш снова принялся пришепетывать и над чем-то мелко-мелко захихикал.

А потом вдруг перестал.

– Возьми в руки пирамидку! – его голос, громкий, сочный и ясный, до ужаса низкий заполонил собой всю комнату. Даже света стало меньше от его плотности. Никакой силы не было у меня для того, чтобы противостоять такому приказу. Обделавшись по полной программе, я подскочил к синей пирамидке, схватил ее и прижал к груди, ровно, младенца.

А вокруг всё уже стихло. Только что я был в эпицентре бури – и вдруг штиль. Дрожащими руками опустил пирамидку на место.

– Так-так-так, – снова с кашей звуков во рту забормотал Пухляш, уже более довольным тоном. – И все-таки… Слушай, Савелий Андреевич, а тебе, часом, какую-нибудь операцию на голове не делали?

– Да нет… – растерянно ответил я.

– Да нет, – машинально повторил чудик. Потом скривился. – Да нет. Обожаю такой ответ. Что за люди…Ну… что есть. Ладно! – громче обратился он к Красномордым. – Уведите его в новую камеру. В ту, что подготовили. Но сначала…

Мужчина в халате призадумался. Големы замерли, шаг до меня не дойдя.

– Сначала наказание, – улыбнулся Пухляш. – За то, что пнул пирамидку – отрежьте ему палец.

– Чего?! – взвился я. – Какой палец!!! За что!!!

Но меня уже схватили в железном захвате. Я бился, дергался, лягался, вырывался – всё бесполезно. А буквально в шаге от меня стоял Пухляш и улыбался. Тоненькая улыбочка, со слипшимися губами. И легкая примесь брезгливости – от лицезрения моей истерики.

Красномордые уже принялись за дело. Выкрутили мои руки, один из них достал из-за пояса нож – блестящий, тяжелый, с обухом миллиметра в три. А потом замерли.

– А какой палец? – неуверенно спросил тот, что с ножом.

Черноволосый перестал улыбаться. Задумался.

– А ты правша или левша?

– Что? – я еле уловил суть вопроса. – Правша. Правша я! Но мне обе руки… мне все пальцы нужны! Я не буду больше!!!

Пухляш повернул голову, сморщился, будто при нем пенопластом по стеклу елозили. Нетерпеливо махнул рукой – и я стих.

– На левой пока режьте. Безымянный.

Преодолевая отчаянное сопротивление, Красномордые уперли мою левую ладонь в стол, загнули все пальцы, кроме безымянного. Тот, что с ножом, поелозил лезвием, нащупывая кромкой суставную ямку…

– Ладно… Не люблю я этого. Всем пока! – Мужчина в халате собрал ботинок, кактус и пирамидку, после чего неспешно вышел.

А Красномордый ровным сильным движением нажал на нож. Хруст разрезаемой/разрываемой плоти моментально перекрыл мой дикий вопль. Новая, совсем новая боль, подпитанная ужасом – и я орал, как резаный!

Как резаный…

Тяжелый нож вошел на диво легко. Пара коротких режущих движений туда-сюда – и мой безымянный палец стал на две фаланги короче. Из багрового пенька толчками стала выходить кровь – а я смотрел на это и с ужасом понимал: у меня нет пальца. Мне просто взяли и с ничего отрезали палец!