– Вот вы теперь знаете абсолютно точно, что я служила в прокуратуре и что у меня до сих пор дела с Мальцевым, – подытожила Юлька, подобрав с пола выпавшие из карманов Ленки предметы и положив их на стол, – но не дай вам бог убедиться в том, что и остальная часть моего рассказа – чистая правда! Я предлагаю в это просто поверить.
– Ну, и что дальше? – спросила Танька, – будем ходить толпой и отрывать бошки всем рыжим тёткам?
– Да это просто дерьмо какое-то! – возмутилась Ленка, – в натуре, …, это – бред!
Умолкли. Настала ночь – ледяная, страшная, с грохотом поездов и волчьим стенанием над железной дорогой вьюги, почти пурги. Станция притихла. Один лишь ветер гулял по улицам, закоулкам и площадям, примыкавшим к ней. Вымершим казался и городок, построенный возле устья Москвы-реки. Ленка разлеглась кверху задницей на столе, уткнув подбородок в два кулака, и меланхолично отслеживала движение снежных вихрей за дребезжащим стеклом. Две её подруги сидели на столе рядом, грызя баранки и маленькие сухарики. Целый ящик стола был заполнен ими. Юлька также их грызла, чтоб не уснуть. Ей было неплохо. Зависть к бордюрщицам, мучившая её уже много лет, улеглась куда-то на самое дно души. Три худенькие вокзальные проститутки также не вызывали у неё жалости – ну, во всяком случае, той, которую вызывала Анька. У них, как и у неё, иных вариантов не было. Но они были счастливы. Отвращение ко всему, что интересует обычных женщин, настолько укоренилось в них, что только два дела казались им интересными – убивать друг друга и умирать друг за друга. У Соньки, правда, был какой-то Серёжка, однако Юлька нисколько не сомневалась в том, что она терпела его присутствие исключительно ради денег. Ведь Сонька, в отличие от своих подруг, была не с вокзала родом! Она казалась загадочной, и чем дольше Юлька наблюдала за ней, пытаясь понять, на что она может быть способна, тем больше путалась в своих выводах.
В половине второго Танька сварила всем крепкий кофе. Она любила его не меньше, чем Ленка – водку, и пила только из пивной кружки. Кроме неё, ту кружку никто никогда не брал с подоконника, потому что она казалась нелепой даже в общественном туалете. Заскрёбся в дверь, заскулил Барбос.
– Услышал, что я не сплю, – с досадой сказала Сонька, – Юлька, впусти этого придурка! Иначе он не заткнётся.
Юлька открыла дверь, опять села. Барбос весь в снегу ввалился, и, отряхнувшись, улёгся спать в паучьем углу под раковиной. Паук, судя по всему, давно уже спал. Рассказывая о нём, Сонька уверяла, что он прибегает жаловаться в тех случаях, когда пёс ложится с ним рядом мокрый и грязный. Таньке на месте всё не сиделось. Мотаясь с горячей кружкой вокруг стола, она предложила:
– Надо узнать, где живёт Лоховская!
– Что это тебе даст? – разозлилась Сонька, – ты сама знаешь, что на Рублёвке каждый сарай охраняют лучше, чем Кремль! И к ней самой ты ближе чем на пять метров не подойдёшь!
– Пять метров – нормально. Тридцатилетние кобелихи в меня с пятнадцати метров втюривались. Проверено.
Сонька цокнула языком, покачала ножкой и усмехнулась. Всё то же сделала Ленка, которая продолжала валяться, хоть перед ней поставили чашку с кофе. Юлька только вздохнула, сидя на стуле со своей чашкой.
– Да тебе морду опять набьют, и этим всё кончится, твою мать! – заверила Сонька.
– Скорее всего, – поддакнула Ленка. Танька остановилась.
– Сонечка! Может, морду мне и набьют, но этим не кончится. Разве этим хоть раз кончалось?
– А ведь она права, – опять согласилась Ленка. Танька прищурилась на неё. Отхлебнув из кружки, спросила:
– Кстати, из-за кого Соньке морду били? Не помнишь?
– Из-за меня, – пропищала Ленка, – но без меня Юлька не узнала бы про Лоховскую! А мы вовсе бы ничего не знали.
– На хрен нам было всё это знать? – заорала Сонька, с яростью повернувшись к Ленке, – лучше бы мы ни хрена не знали да продолжали бы жить спокойно! Опять ты дров наломала, тупая гадина!
И она кулаком заехала Ленке по голове. Ленка, вспыхнув, дёрнулась было встать, однако не встала. Лишь приподнявшись на локти, она воскликнула:
– Твою мать! Ничего не знать – это круто! Но почему-то Коперник решил, что лучше всё знать! И сгореть за это!
– Джордано Бруно, овца!
– Ну, Джордано Бруно! Какая разница? Если ты не хочешь ничего знать, ты и есть свинья, которая жрёт помои! О чём те книжки, которые ты читала? О том, как быть тупой обезьяной с прыщавой задницей?
– Не ругайтесь, – сказала Юлька, ставя на подоконник пустую чашку, – обе вы хороши! А Танька права. Нам надо узнать, где живёт Лоховская и в каких местах она веселится.
– Спросим у Ритки, – сказала Танька, – Ритка Халецкая нам поможет в этом вопросе.
– А это кто такая?
– Газетчица. У шоссе торгует, в киоске. Она от не хера делать целыми днями читает светскую хронику. Абсолютно всё про всех знает, вплоть до нюансов – кто у кого сосёт и по каким дням. Подойдём к ней завтра и спросим.