Холодная комната

– Алёша, сынок! Если человек дотянул до лысины и не знает, что из себя представляет газовый кран, значит, он – дебил! Брал бы он у меня говна на пятьсот рублей – ушёл бы довольный, а за полтинник врать человеку – грех! Не сказать дебилу, что он дебил – это ещё хуже, чем не отнять гранату у обезьяны! Вдруг его завтра премьер-министром назначат, а он, дубина, щёки надует и не поймёт, что это просто решили его руками распродать ядерное оружие! Где живём-то? В дурдоме! Всё может быть!

– Клиент всегда прав, – сознательно плеснул масла в огонь Матвей, развешивая круги и перчатки на перекладине. Огонь взвился до неба.

– Матвей! Сынок! Я тебе ещё два года назад сказал: чем больше ты прыгаешь перед этими идиотами, тем сильнее они наглеют! Это во-первых, а во-вторых – пока с одним идиотом возишься, пять нормальных проходят мимо! Они на то и нормальные, что не лезут, если человек занят, идут к другим. А самое главное…

Подбежал Вадим с пятисоткой.

– Простите, что прерываю урок политинформации. Разменяете?

– После трёх, мой друг, после трёх, – сурово отрезал Боря и опустился на складной стул. Матвей разменял.

– Слушай, кто она? – шёпотом спросил у него Вадим, пересчитав деньги.

– Ты про кого?

– Ну, про эту, рыжую! Почему её ищут на таком уровне? Она кто? Шпионка?

– Не знаю. Она перед твоим носом сунула мне в карман какие-то часики и исчезла. Часики – с трупа.

Вадим ушёл, вполне удовлетворённый ответом. В течение следующих полутора часов этот же вопрос Матвею задали все, кого накануне возили с ним в отделение, а оттуда – в прокуратуру. Он терпеливо повторял то, что сказал Вадиму. Только смешных, которые пришли пьяные и схватили его, чтобы повалять по асфальту, он вышвырнул из палатки двумя пинками. Боря, конечно, им вслед сказал, что они – дебилы, уроды и идиоты. С досады Димка и Ванька отправились клеить Верку – очень противную девятнадцатилетнюю молдаванку, которая торговала отравой для тараканов и прочей мерзостью. Это дело кончилось тем, что одна из мерзостей была прыснута им в лицо, и они чихали минут пятнадцать.

Теплело. Торговля шла неплохая. Боря хамил, сортировал деньги, бегал на склад, развлекал Матвея с Алёшкой экскурсами в историю, философию, психологию и религию.

– Да, дурдом! – отчеканил он, провожая взглядом попа, шедшего по рынку, – то Иосиф Виссарионович – бог у нас, то Христос! А завтра, глядишь, ещё какой-нибудь бог появится. Это – деньги, деньги! Видали? На «Мерседесе» приехал! А при Советской власти ездил на «Волге». Мы железяки втюхиваем, он – бога. Но железяки-то – вот они, их руками можно потрогать, а бог – где он? На облаках? Как он за порядком следит, какими структурами управляет? Куда ни плюнь, везде скотство! В любой стране, даже в США! И всегда так было – и тысячу лет назад, и пятьсот, и триста. И через тысячу лет так будет!

– Вряд ли, – не согласился Матвей, – ты столько не проживёшь.

Боря захихикал и горячо пожал ему руку.

– Ну, спасибо, Матвейка! Ой, паразит! Ой, чертёнок! Значит, как только я ласты склею – сразу повсюду сад расцветёт и у ментов крылья вырастут? Я, по-твоему, дьявол, что ли?

– Ты – его вдохновитель. Смотрит он на тебя и думает: «Твою мать! Такое ничтожество, такой мизер, а злости прёт из него в миллион раз больше, чем из меня! Надо поднапрячься!»

Боря захохотал и обнял Матвея. Хотел он что-то сказать, но тут к ним обоим подошли покупатели.

Через час Матвей, пересчитав деньги, позвал Алёшку в кафе. Алёшка не захотел, сославшись на занятость, и пришлось идти одному. В кафе грелись банда локомотивщиков и смешные. Поскольку Димка и Ванька были в красных шарфах с эмблемами «Спартака», начиналась ругань. Дав двум смешным сто рублей на водку, чтобы не тявкали, Матвей выпил с локомотивщиками. Были обсуждены итоги сезона. По ходу этого разговора Матвей спросил у официантки, был ли сегодня у неё Женя. Официантка ответила отрицательно. Расплатившись, Матвей покинул кафе. И сразу увидел Женю. Тот стоял с Иркою за углом магазина. Они курили, о чём-то горячо споря. Около них крутилась большая рыжая псина. Матвей приблизился. Поздоровался. Не ответив, Ирка щелчком метнула окурок метров на десять и зашагала к своим палаткам. Женя остался. Выглядел он неважно.

– Ты ещё не был в прокуратуре? – спросил Матвей. Женя сплюнул.

– Был.

– И что?

– Ничего. Не знаю я эту рыжую. Никогда я её не видел.

Глаза у Жени были усталые, воспалённые, щёки – жёлтые. Он косился по сторонам, будто ожидая какого-то нападения.

– Это странно, – проговорил Матвей, достав сигареты и закурив, – она точно знала, что меня вечером заберут. Она это знала! Ты понимаешь?

– Ну, и что дальше? Ты намекаешь на то, что я это знал? Ты хочешь сказать, что я тут всех подставляю, что ли? Ты это хочешь сказать? Ну, говори прямо!

– Я ничего не хочу сказать. И я так не думаю. Я пытаюсь понять, откуда она узнала, что будет рейд и меня возьмут. Она…

– У ментов спроси, – со злостью перебил Женя, – а ещё лучше – у себя самого. Ведь она с тобой какие-то счёты сводит! Или я ошибаюсь?

– Женька! Я, как и ты, её до вчерашнего дня ни разу нигде не видел!