– Я тут спасла всё их золото от жидовки, – снова заговорила Ясина, – они с жидовкой сели в карты играть! Не приди я вовремя – след простыл бы уже давно и золота, и жидовки.
– Тут не такое место, откуда можно удрать, – заметил Ивась, – Микитка пустил бы свору борзых по следу этой жидовки, и от неё не осталось бы куска больше свиного уха.
Ребекка обычно не обижалась, когда при ней её обсуждали таким вот образом, но от слов Ивася ей стало досадно. Должно быть, это случилось из-за того, что Ивась был сильно похож на брата и говорил его голосом. Поджав губы, Ребекка села на угол лавки, как можно дальше от подхихикнувшей Ивасю Ясины. Между тем, панночки начали под столом пихать Ивася ногами, ибо он стал их злить своей глупой рожей и непонятной целью визита. Вернулась Настя. В руках у неё был жбан. За ней шли две девки. Одна несла расписные миски с салом и холодцом, а другая – ложки. Когда всё это было водворено на стол, две девки ушли. Хотела уйти и Настя. Ивась велел ей остаться.
– А для чего она тут нужна? – спросила Ясина, с важным лицом пересев за стол и взяв кусок сала. Потом воскликнула, будто вдруг её осенило:
– Ах, ну конечно! Как я могла забыть? Ведь вы с ней – родня теперь!
Настя молча села на лавку рядом с Ребеккой.
– Ты это, Яська, о чём? – прикинулся дураком Ивась, – какая такая мы с ней родня?
– Так она ж невеста твоего братца! – с набитым ртом и весёлым взглядом вымолвила Ясина. Взяв затем ковш, она зачерпнула из жбана пива. Выпила одним духом. Рыгнув, продолжила:
– Я за вас очень рада. Но вот не знаю, обрадуется ли пан, узнав, что одна из прачек, так на него похожая, породнилась с конюхами? Не знаю. Но тут он должен досадовать на себя – яблочко от яблони, как известно…
– Яська, как смеешь ты говорить такое? – вскричала Лиза, залившись злобным румянцем. Все остальные молча взглянули на её копию с белокурыми волосами. Настя сидела, стиснув руки коленками. Но её лицо казалось вполне спокойным.
– Хоть бы глаза бесстыжие опустила, дрянь подзаборная! – возмутилась Ясина, хлебнув из жбана ещё, – вы гляньте-ка – смотрит, как Богородица на иконе в Софии киевской!
Тут несчастная прачка вздрогнула и смутилась. Заметив это, Ясина громко ругнулась матерной бранью.
– Как смеешь ты? – повторила Лиза дрогнувшим голосочком, – кто ты такая, чтоб плохо думать про моего родного отца?
– Ты, младшая панночка, беспокойся лучше о том, чтоб я про тебя не думала плохо, – проворковала Ясина с кошачьей нежностью и опять приложилась к жбану. Ставя его, она улыбнулась во весь свой широкий рот с ровными и белыми зубками.
– Это я могу каждому повторить! Я чёрту это скажу, если он придёт! Пусть придёт! Скажу: «Чёрт! Бойся меня!» И чёрт будет пятки мои лизать!
– Да ты просто упилась, – перебила Лиза, не успокаиваясь, – зачем это чёрту нужно?
– Как – зачем нужно? – с ленивым недоумением вытянула Ясина под столом ноги, будто бы чёрт к ней уже приблизился, – а зачем тебе нужно, госпожа Лиза, делать всё то, что я говорю? Если прикажу, ты будешь золу выгребать из печки! Будешь бельё стирать! А почему нет? Чем ты лучше прачки, сидящей здесь? Если бы не волосы, вас никто бы не отличил одну от другой! Ещё неизвестно, кто на чьём месте! Это отцу вашему решать! А он решит так, как захочу я. Тебе всё понятно, младшая панночка? По глазам твоим вижу, что всё понятно. А коли так – ступай за ведром. А ты, госпожа Маришка, иди за тряпкой. Вы сейчас будете мыть полы! Жидовка и прачка здесь натоптали, придя с грязного двора босиком.
Стало очень тихо. Весь пол был, точно, в следах. Настенька, моргая, на них глядела, словно пытаясь понять, большое ли их число оставлено ею. Она сама побежала бы за ведром и тряпкой, если бы думала, что Ясине нужна только чистота. Маришка и Лиза слабенько улыбались. Уж им ли было не знать цену всего сказанного холопкой! Но у Ребекки почти не было сомнений, что за ведром и тряпкой побегут панночки, потому что глаза Ясины внезапно сделались лютыми. Она крикнула:
– Вы слыхали, что я сказала, барышни? Быстро выйти из-за стола и вымыть полы! Не то я обеих вас прямо здесь, при всех, сейчас отстегаю до крови!
– Носом в угол, – вдруг оборвал эту речь Ивась, – на колени!
Эти слова прозвучали громко, но все подумали, что ослышались. Потом стало понятно, что всё же нет. На лице Ясины возникло недоумённо-шутливое выражение. Поглядев на семнадцатилетнего паренька в упор, она уточнила тихо и вкрадчиво:
– Что сказал ты, мой милый?
– В угол, – спокойным голосом повторил Ивась, – на колени!
Никто ничего не понял. Сжав кулаки, Ясина согнула под столом ноги, но улыбаться не перестала. На её скулах вспыхнул румянец.
– Да он с ума сошёл, – со смешком сказала она Маришке и Лизе, – ей-богу, панночки! Поглядите, он полоумный! Его надо запереть!