Холодная комната

И бросила панталоны на пол, к наружной двери. Ясина, не веря своему счастью, кинулась к ним. Попадья мигнула одной из девок, самой высокой. Когда Ясина нагнулась взять панталоны, босая девка, вскочив, подошла к ней сзади, и, подняв ногу, дала ей пяткой пинка по голому заду. Вылетев за порог, Ясина скатилась по четырём ступенькам крыльца, кое-как вскочила, и, натянув схваченные в момент пинка панталоны, стремглав помчалась к панскому дому. Голые груди она старательно прикрывала руками. На полдороги ей повстречались трое мальчишек. Не испугавшись угроз, они моментально подняли шум на весь хутор. Как ни спешила Ясина, многие, высунувшись из окон, её увидели в одних розовых панталонах. Она сумела запомнить всех, кто над ней смеялся. Её глаза были сухи. Ими, казалось, смотрела смерть.

Глава восьмая

На другой день, утром, весь хутор думал-гадал, зачем привезли жидовку. Никто не верил всерьёз, что госпожа Лиза хочет учиться играть на скрипке.

– Да у неё на уме одни только тряпки и побрякушки бабские, – говорил Дорош, дымя своей трубкой, – был бы пан дурень – тратил бы деньги на это пустое дело. Но пан – не дурень. Я видел сам, как жид на Дунае пытался ему всучить атласные шаровары за два червонца. Пан поглядел на них и сказал: «А ну, жид, перекрестись!» Жид весь побледнел, затрясся, а пан наш выхватил саблю, да голову ему – с плеч! Вот таков наш пан.

– Полно, полно, Дорош, – твердил своё утешитель, – Бог с ним, нечего об этом и говорить! Господь нам велел во всём слушать пана и не перечить.

Впрочем, он сообщил, что есть у Ребекки небольшой хвост, длиною с веретено. Все перекрестились, и разгорелся спор, вовлёкший в себя с полсотни народу. Преобладали два мнения: пан сдурел и ведьма-жидовка околдовала пана. Хоть эти предположения вовсе не исключали одно другое, дело едва не дошло до драки. Всех примирил вернувшийся с крестин поп. Он крикнул из брички, велев вознице остановить коней:

– Будет вам брехаться! Беда в наш хутор пришла, а вы перелаялись, аки псы!

Как раз в это время Ребекку разбудил поросёнок, зашедший в хату. Приняв его поначалу за одного из своих мужей, скрипачка отчаянно завизжала. Из спальни тотчас донёсся грохот и топот. Панночки выскочили в одних рубашках – босые, заспанные, с торчащими во все стороны волосами.

– Что орёшь, дура? – крикнула Лиза, вытаращив глаза на Ребекку, уже умолкшую. Та, смеясь, указала пальцем на поросёнка. Он совал рыло своё на стол.

– Сперва на меня полезла! Прямо копытами!

– Это хряк, – сказала Маришка, и, взяв ухват, десятком ударов, каждого из которых хватило бы, чтоб свалить с коней троих запорожцев, выпроводила нарушителя сна Ребекки за дверь. Тот ушёл весьма недовольный, так как успел разглядеть на столе кувшин с молоком, каравай и яйца, сваренные вкрутую. Всё это принесли ранним утром девки, которые затем снова улеглись спать в своей половине хаты. Пока Маришка отвешивала пришельцу последние три удара и запирала дверь на засовы, Лиза с Ребеккой успели съесть по яйцу и набить рты хлебом, тёплым ещё. Отшвырнув ухват, Маришка к ним присоединилась. День разгорался жаркий. Возле крыльца кудахтала курица. Над столом летала оса.

– А Ясина где? – спросила Ребекка, краешком скатерти утирая с губ молоко.

– Видать, ещё спит с каким-нибудь хлопцем на сеновале, – сказала, разбив яйцо о лоб сестры, Лиза. Маришка молча дала ей в лоб кулаком.

– И часто она вас лупит?

– Да, весьма часто, – отозвалась Маришка. Налив себе молока в глиняную кружку, она прибавила:

– Но в субботу достанется ей самой. Напрасно она драла попадью за косы. Ох, как напрасно!

– А почему отец ваш вдруг встал на сторону попадьи?

Маришка икнула и улыбнулась.

– Видимо, до него дошёл слух не только об этой драке, но и о том, что Ясина строит Ивасю глазки. Вот он решил сделать так, чтоб она его невзлюбила.

– Ивася?

– Да.

– Как тебе не стыдно, Маришка, такие гадости говорить? – возмутилась Лиза. Даже и не взглянув на неё, Маришка продолжила:

– Но он плохо знает Ясину. Ей самой хочется, чтоб Ивась её отстегал. Но, впрочем, несильно.

Младшая панночка промолчала, но перестала есть и надулась. Солнце светило в окна всё нестерпимее.

– А пойдёмте купаться, панночки, – предложила Ребекка, понюхав свои подмышки, – есть ли поблизости низкий берег?

– Есть, – сказала Маришка, явно досадуя на неё. Допив молоко, три барышни причесались, после чего две из них оделись. Третья спала в платье и чулочках. Пошли к Днепру. Старшая сестра взяла карты, младшая – скрипку. Ребекка же – кочергу, поскольку ей снились ночью собаки, гнавшиеся за ней.

Солнце приближалось к полудню. Встречные хуторяне кланялись панночкам и с тревогой косились на их попутчицу. За околицей, между церковью и кладбищенскими берёзками, повстречался дивчинам поп. Он благословил панночек и взглянул на Ребекку так, будто та держала не кочергу, а детскую голову, из которой капала кровь.

– Меня, если можно, не осеняйте крестом, ваше преподобие, – попросила Ребекка, – я – иудейка.