– Скажу, – безропотно согласилась Ребекка и отошла, ловя отовсюду мрачные взгляды. Вернувшись в хату, она застала панночек за столом. Маришка рыдала, опустив голову. Лиза ела холодец с кашей. Ей также было невесело. Конопатая девка, которая утирала Маришке глаза и нос, по знаку Ребекки вышла. Её за дверью ждал парубок.
– Поп не хочет отпевать Настеньку, – сообщила Ребекка, сев. Лиза удивилась.
– Совсем дурак! Ну, и ладно.
– Меня велел наказать в субботу.
– Тебя бы надо убить за то, что ты сделала!
Тут пришла и Ясина, которая очень долго о чём-то переговаривалась с Ивасем возле конюшни.
– Скажи спасибо, что я сейчас хочу спать, но когда проснусь – берегись, – сказала она, обращаясь к Лизе, после чего прошла в спальню сотника и закрыла за собой дверь.
– Тебя бы надо убить, – повторила Лиза.
– За что меня убивать? – вспылила Ребекка, – сами вы обе как будто не хороши! Уже не девчонки малые, а девицы!
– А вот я всё расскажу отцу, как приедет! Пусть он рассудит, кто из нас виноватее.
– А тебе разве есть что рассказывать? – вдруг со злобой спросила старшая панночка, вскинув голову и взглянув на сестру сквозь слёзы на вспыхнувших, как у дикой кошки перед прыжком, глазах, – неужто бычок на рог тебя насадил, когда ты к Грицку подбежала голая? Я боюсь, отец не поверит и самого Грицка насадит на свою саблю!
– Нет, про себя мне рассказать нечего, – отвечала Лиза, до крайней степени удивлённая такой речью, а также тем, что сестре известно про её встречу с Грицком.
– Ну а про себя сама расскажу! Язык, поди, есть. Не веришь – спроси её!
Кивнув на Ребекку, Маришка встала и вышла. Лиза была ошеломлена.
– Хватит уже жрать, давай заниматься музыкой, – предложила Ребекка, взяв с лавки скрипку. Панночка согласилась. Занятие шло до вечера, к недовольству Ясины, которой начала сниться несмазанная телега. Долго смотреть такой скверный сон было невозможно, и молодая вдова проснулась с тяжёлой головной болью. Не испытала радости от знакомства Лизы со скрипкою и Маришка, к вечеру возвратившаяся с довольной рожей и таким запахом изо рта, что даже Ясина, пившая за столом горилку, сморщила нос.
Ужинать Ребекка пошла в людскую. Это название получила большая хата, принадлежавшая прежде пасечнику, который пьянствовал так, что пчёлы решили избавить от него мир, что благополучно и сделали. Никакой родни у мертвеца не было, и его просторную хату, сломав в ней перегородки, стали использовать для застолий. В тот вечер там собрались детишки, старые казаки и бабы. Одна из них, которую называли Шепчиха, вынула из печи огромный горшок с галушками, а другая, Гапка, перемешала их со сметаною. На столе стояла горилка в огромном штофе, в трёх мисках лежало сало. Взяв ложки, начали есть. Горилку пили из одного ковша, по очереди.
– А вот я женюсь на тебе, жидовка! – опять пристал к Ребекке Дорош, отдав ковш соседу и закрутив усы, – ей-богу, женюсь! И поп обвенчает нас, никуда не денется. Я ж ему помогал поросёнка резать! Правда, давно, когда он ещё держал поросят. Теперь-то он сам уже стал как боров!
Все засмеялись.
– И вовсе ты, чёрт рябой, очумел! – начала ругаться жена Дороша – толстая баба в платке, завязанном спереди, – на жидовке жениться! Вы поглядите-ка, люди добрые! Совсем дурень!
– А что ж, возьму и женюсь, – гнул своё Дорош, подмигнув всем прочим, – а почему не женюсь? Жиды что, не люди?
– Я не пойду за тебя, – сказала Ребекка, жуя галушку.
– Как не пойдёшь? Что же мне, с этакой коровой до смерти маяться? Мне нужна молодая жинка, весёлая. Не дури! У меня и хата побольше этой, и огород, и хлев со скотиною!
– Повторяю, что не пойду. Ты – старый. И злой. Лупить меня будешь.
– Конечно, буду! А как же ваше чёртово племя бабское не лупить? Тем более, ты – жидовка! Тебя лупить Бог велел.
– Ох, дурак, дурак, – вздохнула жена.
– А вот это верно, – мрачно полез в разговор Спирид, – тут ты прав, Дорош. Не успели мы её привезти – посыпались беды! Настя утопла, курица у Солохи сдохла сегодня поутру, святой Власий захаживать перестал.
– Ты всё перепутал, дядька Спирид, – вмешалась другая баба, ещё красивая, – святой Власий уже неделю не ходит к нам. При чём тут жидовка?
Тут все заспорили, сколько дней не ходит к ним святой Власий. Один кричал, что видел его десять дней назад, другой утверждал, что третьего дня, но, возможно, то был Явтух, тащившийся от Шепчихи. Шепчиха, молодой муж которой уехал с паном, стала ругаться на шутника. Явтух улыбался. Все остальные смеялись громко.
– А кто это – святой Власий? – осведомилась Ребекка, как только шум немного утих. Но тут все опять стали хохотать, теперь уж над нею. Впрочем, Дорош почти сразу установил тишину, сказав, что жидовка – дура, но обижать её нечего, так как завтра ему идти с нею под венец.
– А я расскажу про святого Власия, – тотчас вызвался молодой овчар, которого трубка висела на длинной перевязи, обшитой медными бляшками. Но едва он вновь открыл рот, чтоб начать рассказывать, поднялся галдёж всеобщего возмущения. Каждый сам хотел рассказать про святого Власия. Наконец, пришли к соглашению, чтоб Дорош о нём рассказал.