Холодная кровь

Пошатываясь, Нина побрела по дороге. Один раз остановилась у обочины, и ее стошнило. Она вытерла рукавом рот и залезла в машину. Включила печку и несколько минут сидела в оцепенении, сотрясаясь всем телом. Смотрела на свое отражение в стекле, которое высвечивала горящая в салоне лампочка. Ее лицо казалось вытянутым и гротескным, словно она бродила между кривыми зеркалами в комнате смеха. Спустя несколько минут дверца отворилась, и в машину заглянул Макс. Его футболка, лицо и руки были забрызганы кровью.

– Где ты был? – прохрипела она.

– Позаботился о том, чтобы его никто не нашел. В канаве есть старая водосточная труба. Я запихнул его в эту трубу.

Макс помог ей выйти из машины, подвел к багажнику, в котором стояла огромная бутыль с водой. Он вытащил ее, снял футболку. Что-то заставило Нину высоко поднять бутыль и окатить водой Макса, смывая с него кровь. Он встряхнул своими мокрыми длинными волосами и широко улыбнулся. Потом взял бутыль и бережно умыл Нину. Она снял свою окровавленную футболку, и он тоже окатил водой ее тело.

– Я тебя покрестил, – с улыбкой произнес Макс.

В сумке они нашли полотенце и смену одежды. Когда они снова сели в машину, у Нины возникло странное тревожное чувство. Прилив радости, эйфория. Она оправдала доверие Макса. Доказала ему, чего она стоит. Доказала ему свою преданность. Он посмотрел на нее и улыбнулся.

– Теперь я люблю тебя еще больше, – сказал Макс. Он завел мотор, и они тронулись в путь.

Глава 27

Суббота, 7 октября 2017 года

Эрика понимала, что ей снится сон. Впервые она сознавала, что спит и видит себя во сне…

Она была в своем родном городе в Словакии. День клонился к вечеру. Жара немного спала, заходящее солнце светило ей прямо в глаза. Она козырьком приставила ладонь ко лбу, отгораживаясь от золотистых лучей, и чуть впереди перед собой увидела девочку, бежавшую по большой бетонированной площадке. Девочка остановилась и обернулась, улыбаясь. Она была не старше одиннадцати-двенадцати лет. Босая, в голубом летнем платье из тонкой материи, заляпанном грязью и пятнами от травы. Длинные светлые волосы заплетены в косу; черты лица красивые, выразительные. Сначала Эрика решила, что это ее сестра Ленка или племянница Каролина, но это была другая девочка, девочка, которую в последние годы она часто рисовала в своем воображении. Эрика ощущала боль во всем теле и отечность в лице, но когда она потрогала себя, оказалось, что кожа у нее молодая и гладкая, а белокурые волосы длинные и стянуты на затылке в хвостик.

Все так же улыбаясь, девочка поманила за собой Эрику, затем отвернулась и побежала. Солнце опустилось за большое здание, которое высилось напротив, и теперь Эрика разглядела, что они находятся на большой плоской крыше городского театра. Девочка подошла к краю крыши и села, спустив ноги. Внизу лежала городская площадь, вымощенная серо-белыми плитами, которые образовывали мозаичный узор. В центре у фонтана резвились дети. Площадь окружали красивые здания. Покрашенные в пастельные тона голубых, зеленых и розовых оттенков, они выглядели почти съедобными, как сахарные украшения на роскошном торте. Эрика и Ленка часто играли на крыше этого театра, который строился почти все годы их детства. Она дошла до края крыши и коснулась волос девочки, которые искрились на солнце.

– Мама, смотри, как я сейчас прыгну, – сказала девочка.

– Нет! – вскричала Эрика, но девочка, ухватившись за края свеса, уже оттолкнулась и устремилась вниз, к площади. Ее руки и ноги трепыхались в воздухе, волосы струились за плечами.

Эрика шагнула на самый край и глянула вниз. До земли восемьдесят футов[23] – головокружительная высота. Однако она не увидела на мозаичных плитах площади тела разбившейся девочки. Слышались только смех играющих детей и журчание воды в фонтане. Эрика обыскала взглядом площадь и нашла девочку. Та, целая и невредимая, плескалась в фонтане и махала ей рукой.

– Мама… она назвала меня мамой, – произнесла Эрика. Она сознавала, что это сон, но, словно наяву, ощущала, как слова сорвались с ее языка, чувствовала запах лета. А эта девочка, ее улыбка… в ее лице сочетались черты Марка и самой Эрики.

Это был тот самый ребенок – та самая девочка, которую Эрика решила не сохранять. И хотя она знала, что скоро проснется, ей хотелось насмотреться на нее, столько всего ей сказать. Золотистый свет затуманился, глаза ее наполнились слезами, и из груди вырвался судорожный всхлип. Эрика поспешила к люку, что вел с крыши. Ей хотелось попросить у девочки прощения, обнять ее. Она торопливо спускалась по бетонной лестнице. Недостроенный театр оставался таким, каким она помнила его с детства, когда играла на стройке.