— В записке Констанс утверждает, что ее ребенок жив, — осторожно проговорил доктор Фелдер. — Как это возможно? Единственная причина, по какой она здесь, — это ее признание в убийстве.
Пендергаст взглянул на него с пренебрежением:
— Доктор, прежде чем воскрешать младенца, не лучше ли сначала позаботиться о матери?
Снова тишина.
Затем Пендергаст обратился к Острому:
— Так называемый Пул обсуждал с вами состояние Констанс, используя профессиональную терминологию?
— Да.
— Его суждения казались логичными и разумными?
— Принимая во внимание известное мне о мисс Грин, его суждения удивляли. Но разумность и состоятельность их не вызывала сомнений. Оттого я посчитал их верными. Он утверждал, что мисс Грин была его пациенткой. Причин сомневаться в этом я не видел.
Тонкие пальцы Пендергаста забарабанили по деревянному подлокотнику.
— По вашим словам, договариваясь о первом визите к мисс Грин, Пул попросил вас позволить ему побыть с нею наедине?
— Да.
Пендергаст перевел взгляд на лейтенанта:
— Думаю, ситуация теперь ясна. Кристально ясна.
Фелдер по-прежнему ничего не понимал, но решил смолчать.
— Это ведь Пул предложил, чтобы для Констанс устроили выход за пределы больницы? — спросил Пендергаст, обращаясь к Острому.
— Да, это так.
— Кто оформлял необходимые бумаги?
— Доктор Фелдер.
Под взглядом Пендергаста Фелдер вздрогнул и поежился.
Агент ФБР обвел комнату внимательным пытливым взглядом. Затем обратился к лейтенанту:
— Винсент, эта комната — и больница в целом — более не представляют для нас интереса. Необходимо сосредоточиться на записке. Не могли бы вы показать ее еще раз?
Д’Агоста вынул из кармана пиджака фотокопию записки, сделанную ранее Остромом.
Пендергаст взял ее, прочитал раз, другой.
— Женщину, принесшую записку, выследили? — спросил он.
— Нет. И в записке не слишком-то много написано, — заметил лейтенант.
— Не слишком много, но, возможно, вполне достаточно, — ответил Пендергаст.
— Не понимаю, — сказал д’Агоста.
— В записке отчетливо видно, что похитивший Констанс знает, куда ее отвезут и зачем. Сама же Констанс об этом не догадывается.
— То есть Пул, он же Эстерхази, фактически все ей рассказал?
— Именно. Обратите внимание на повторенную им фразу: «Все придет к возмездию». Он постарался обратить на нее внимание Констанс.
— И что?
— Эстерхази всегда чрезвычайно высоко ценил свое остроумие. «Придет к возмездию». Вам это выражение не кажется странным?
— Не уверен. Ведь смысл похищения как раз в том, чтобы отомстить. Совершить возмездие.
Пендергаст нетерпеливо махнул рукой:
— А если Эстерхази говорил не о действии, а об объекте?
Повисла долгая тишина.
— Эстерхази увозит Констанс в некое место, называемое «Возмездие». Возможно, старый фамильный особняк. Землевладение. Некая фирма либо фабрика. Подобную игру словами Эстерхази обожает и непременно употребит в тот момент, который считает моментом своего наивысшего триумфа.
Д’Агоста покачал головой:
— Как-то сомнительно. Кому придет в голову назвать что-то «Возмездием»?
Холодные серебристые глаза впились в полицейского.
— У нас есть другой след?
— Кажется, нет. — Лейтенант развел руками.
— А разве сотня нью-йоркских полицейских, разыскивая наугад, тычась куда попало и ломая дрова, имеет больший шанс на успех, чем я, идущий пусть и по сомнительному следу?
— Оно так, но как отыскать подобное место? Это хуже, чем иголку в стоге сена.
— Я знаю того, кто чрезвычайно искусен в таких розысках. Винсент, полагаю, нам пора идти. У нас мало времени. Джентльмены, мы готовы покинуть больницу, — сообщил Пендергаст докторам.
По коридору он шел так быстро, что Острому с Фелдером пришлось едва ли не бежать трусцой. На ходу агент достал мобильный телефон, набрал номер.
— Мим? — сказал он в трубку. — Это Пендергаст. У меня новая работа для вас. Боюсь, снова весьма трудная.
Пока шли к выходу, Пендергаст торопливо говорил вполголоса по телефону, а у выхода захлопнул его со звучным щелчком.
Затем повернулся к докторам и произнес с холодной иронией:
— Почтенные доктора, благодарю вас. Полагаю, дальнейший путь отсюда мы отыщем сами.
Глава 63
Сознание возвращалось медленно. Вокруг была кромешная тьма. Голова раскалывалась от боли. Тошнило.
Констанс замерла, обмякнув, прислушиваясь к себе и к окружающему, не понимая, где она и что произошло. Но рассудок прояснился, и она все вспомнила с ужасающей отчетливостью.
Захотела пошевелиться и обнаружила: руки скованы наручниками, соединенными с идущей вокруг талии цепью, ноги связаны и привязаны к чему-то позади, на сей раз очень прочно. Рот заклеен липкой лентой. Ощущалась сырость, пахло мазутом, смазочным маслом и плесенью. Слегка покачивало, слышался легкий плеск воды. Констанс поняла: она на корабле.
Прислушалась снова: сверху доносились приглушенные голоса. На корабле несколько человек. Она застыла, собираясь с мыслями. Сердце застучало спокойно, ровно. Руки, ноги затекли и болели. Должно быть, Констанс находилась в неподвижности несколько часов.