Вечером, поднимаясь в свою комнату, я увидела нечто неожиданное. Маленькая графинечка, по своему обыкновению молча, покинула гостиную прежде всех остальных. Выскользнула так бесшумно, что, вероятно, никто, кроме меня, этого не заметил. Она не вернулась, и я решила, что бедная малышка просто устала – неудивительно, учитывая ее возраст. Несомненно, мама решила бы точно так же. Но когда я со свечой в руке поднималась в свою комнату, мне открылось, какова истинная причина ее отсутствия. На лестничной площадке, как мы называем это в Англии, стоит старый шкаф, обе дверцы которого заперты – я это точно знаю, ибо недавно попыталась осторожно подергать за ручки. Так вот, когда свет моей свечи упал в темный угол за шкафом, я увидела юную графиню в объятиях какого-то мужчины. Наверное, то был кто-то из слуг, хотя я и не могу утверждать с уверенностью. Насчет мужчины я способна лишь строить предположения, но насчет того, что с ним была графинечка, нет ни малейших сомнений. Они замерли в полной темноте и, более того, не шелохнулись все то время, пока я поднималась по лестнице и с невозмутимым видом шла по коридору к своим дверям. Наверное, надеялись, что я не разглядела их в сумраке. Бедняжки, как видно, не предполагали, что кто-то пожелает отправиться спать так рано. А может, они, пользуясь выражением миссис Радклиф, потеряли счет времени. Совершенно не представляю, каков истинный возраст юной графини; на вид ей можно дать лет двенадцать, а то и меньше. Разумеется, я буду молчать о случившемся.
Честно говоря, вчерашняя прогулка в обществе Эмилии меня разочаровала. Прежде я чувствовала себя обделенной, ибо, имея несчастье родиться девочкой, я весьма ограничена в свободе передвижения; ныне мне кажется, я не так уж много потеряла. Порой человек стремится к чему-то, чего не существует в реальности, и чем ближе он подходит к своей цели, тем она становится призрачнее. Так и я, осуществив свою давнюю мечту, не узнала ничего нового, кроме мерзких запахов, скверных слов и отвратительных грубых людей, от которых нас, женщин, принято ограждать. Пожалуй, я слишком увязла в метафизических рассуждениях, хотя мистер Биггс-Хартли и предостерегает, что это опасно. Жаль, что рядом нет Каролины. Будь она здесь, со мной, все воспринималось бы иначе. Впрочем, излишне говорить о том, что истинное положение вещей осталось бы неизменным. Любопытно, когда ты один, ты порой многого не замечаешь; когда рядом с тобой другой человек, все, что ты прежде игнорировал, внезапно обретает смысл и значение. Разумеется, это все мои фантазии, но бывают моменты, когда, мне кажется, они не так уж далеки от истины.
В этой чужой стране у меня нет ни единого друга. По-моему, то, что я смиряюсь со своим одиночеством и безропотно выполняю свои обязанности, свидетельствует о моей незаурядной внутренней силе. Графиня любезно предоставила в мое распоряжение томик Данте; на одной странице итальянские стихи, на другой – их перевод на английский. По мнению графини, подобное чтение поможет мне овладеть итальянским, в чем я, по правде сказать, отнюдь не уверена. Тем не менее я добросовестно прочла несколько страниц. Читать я обожаю больше всего на свете, но идеи Данте слишком мрачны и ускользают от моего понимания; полагаю, это чтение не слишком подходит для женщин, по крайней мере для англичанок. Его лицо показалось мне чересчур суровым и надменным. Взглянув на его портрет, прекрасную литографию на первой странице книги, я испугалась, что лицо его отныне станет мне мерещиться повсюду. Например, возникать у меня за плечом, когда я смотрю на себя в зеркало. Не удивительно, что Беатриче отвергла его любовь. Мне кажется, Данте был лишен тех достоинств, которые делают мужчину привлекательным в глазах женщин. Разумеется, в разговоре с итальянцами о подобном не стоит и заикаться; для всех итальянцев, включая графиню, Данте – неприкосновенная святыня, такая же, как для нас Шекспир и доктор Джонсон.