Холодная рука в моей руке

Поднимаясь по лестнице вслед за Бэннардом, Мейбери не без удивления обнаружил, что все здесь напоминает самый обычный отель, разве что слишком жарко натопленный и чересчур пышно декорированный. На площадке первого этажа он заметил точную копию картины Ребёрна, изображающей шотландца в красном тартане. Мейбери хорошо знал эту картину, так как несколько лет назад она украшала календарь, выпущенный его фирмой; правда, с тех пор они использовали для календарей исключительно фотографии красивых девушек. Бэннард жил на втором этаже; картина здесь была поменьше и изображала дам и господ в костюмах для верховой езды, выпивающих и закусывающих.

– По ночам здесь тихо, – сообщил Бэннард. – У некоторых из нас очень чуткий сон.

Коридоры, освещенные тусклым светом ночников, имели зловещий вид. Мейбери, как последний дурак, крался за своим провожатым чуть ли не на цыпочках. Наконец он остановился у дверей нужной комнаты.

– Нет, – прошептал Бэннард, сдавленно хихикнув. – Мой номер не «13» и не «12-а».

Честно говоря, Мейбери не заметил, какой номер значился на двери, которую осторожно открыл Бэннард. Не дожидаясь приглашения, он проскользнул внутрь.

– Раздевайтесь потише, старина, – едва слышно сказал Бэннард. – Если вы кого-нибудь разбудите, неизвестно, во что это выльется. Так что лучше этого не делать.

Комната оказалась просторной, квадратной, и Мейбери с облегчением убедился, что кровати располагаются в противоположных углах. Когда они вошли, в комнате уже горел свет. Наверное, здешние постояльцы, заботясь о тишине, стараются лишний раз не щелкать выключателем, решил Мейбери.

– Вот ваша кровать, – комично широким жестом указал Бэннард.

Опустившись на кровать, Мейбери снял ботинки. Ему не хотелось раздеваться под пристальным взглядом Бэннарда, на губах которого играла любезная улыбка.

– Может, вы хотите заняться чем-нибудь, прежде чем лечь спать? – шепотом спросил Бэннард.

– Нет, я бы предпочел лечь сразу, – ответил Мейбери. – День сегодня выдался утомительный.

Он говорил негромко, но решительно отказался от всяких попыток шептать.

– Не сомневаюсь, – кивнул Бэннард, повысив голос до той степени громкости, которую использовал Мейбери. – Тогда самое лучшее – завалиться в постель не откладывая. Спокойной ночи.

Он говорил тем же тоном, какой использовал в разговоре с Фолкнером. По всей видимости, здесь было принято разговаривать именно так.

Проворно вскочив на свою кровать, Бэннард растянулся на спине и, укрывшись одеялом до подбородка, вновь уставился на Мейбери.

– Костюм можете повесить в шкаф, – сказал он. – Места там достаточно.

– Спасибо, – кивнул Мейбери. – А пижама? Где ее можно взять?

– В верхнем ящике комода. Выбирайте сами. Они все одинаковы.

Открыв верхний ящик комода, Мейбери убедился, что тот действительно набит совершенно одинаковыми пижамами.

– Сейчас какое-то странное время года, – изрек Бэннард. – Ни зима ни лето.

Мейбери прекрасно сознавал, что пижама коротышки Бэннарда будет ему безнадежно мала. Тем не менее он сказал:

– Очень вам признателен за одолжение.

– Ванная там, – указал Бэннард.

Вернувшись из ванной, Мейбери открыл дверь шкафа. Это был просторный шкаф, в котором висело множество костюмов, предположительно принадлежавших Бэннарду.

– Места там достаточно, – повторил Бэннард. – Найдите свободную вешалку.

Вешая брюки, Мейбери вспомнил о полученной ране. Натягивая пижаму Бэннарда, он так спешил, что, к лучшему или к худшему, даже не взглянул на свою пострадавшую лодыжку.

– Что это у вас? – неожиданно спросил Бэннард. – Вы что, повредили ногу?

– Меня поцарапал какой-то дрянной кот, – беззаботно ответил Мейбери.

Но на этот раз он все же решил взглянуть на рану. С усилием, причинив себе ощутимую боль, закатал узкую штанину пижамных брюк. Царапина оказалась ужасающе глубокой, ее покрывала корка запекшейся крови. Мейбери вспомнил, что не удосужился даже промыть ее. Он так беспокоился об Анжеле, что все прочие заботы вылетели у него из головы.

– Не показывайте это мне! – заверещал Бэннард, позабыв о том, что шуметь категорически запрещено. Несмотря на свою просьбу, он, усевшись на кровати, таращился на Мейбери во все глаза. – Мне нельзя смотреть на подобные вещи. Это выводит меня из душевного равновесия.

– Не волнуйтесь, – успокоил его Мейбери. – Думаю, рана не такая серьезная, как кажется.

Откровенно говоря, он отнюдь не был в этом уверен; зато он не сомневался в том, что серьезность его раны ничуть не тревожит Бэннарда.

– Не хочу ничего об этом знать, – заявил Бэннард.

Мейбери, не ответив, опустил штанину. Так или иначе возможности обработать рану у него не было. Попроси он у Бэннарда хотя бы вазелин, тот, пожалуй, забьется в истерике. Мейбери попытался убедить себя в том, что, если за минувшие несколько часов никаких особо тревожных последствий не появилось, они уже не появятся впредь.

Бэннард, однако, по-прежнему сидел в постели.

– Я приехал сюда, чтобы забыть о подобных вещах, – сообщил он. – Мы все приезжаем сюда именно за этим.

Голос его заметно дрожал.

– Раз я еще не лег, может, я выключу свет? – предложил Мейбери.