Холодная весна. Годы изгнаний: 1907–1921

Особенно трудной была последняя, очень холодная зима 1916–1917 года. Вся наша общая жизнь сосредоточилась в столовой, где для тепла постелили на пол коврики и лишние одеяла в доме. На ночь мы завешивали окна покрывалами от диванов: затемнение стало обязательным. Шла война, и в заливе Алассио немецкой подводной лодкой был потоплен большой пароход. А наш дом, стоящий отдельно на холме, издали светился как маяк.

В столовой по вечерам собирались все обитатели дома. Взрослые читали, мы с Наташей занимались русской словесностью с мамой; математику и анатомию мы проходили с Дашей по учебнику. Адя и Сева, сын М. Н. Андреевой, готовили заданные им уроки. Когда они уходили спать, вечер заканчивался чтением вслух. На ночь, когда хватало дров на согревание воды, каждый брал с собой в постель горячую бутылку — верхние неотопленные комнаты казались ледяными.

В это военное время к нам наезжал и подолгу гостил писатель Иван Егорович Вольный⁶⁹, эсер, автор талантливой книги о своем детстве в деревне. Он жил на острове Капри в окружении М. Горького. Это был еще молодой человек, с очень русским лицом, темными волосами и рыжеватыми усами. Казалось, ему хорошо было в нашем доме. Мы с Наташей, тогда нам было по двенадцати лет, дружили с ним, и он любил балагурить с нами, оживляя свою речь крестьянскими выражениями. Наша семья делилась с ним «единственным блюдом», которым довольствовались в те дни крайней бедности на обед: это был салат из помидоров и лука с каплей оливкового масла, вареный картофель или греческий соус из баклажан, который отлично готовила мама. Няни уже не было с нами.

Иван Егорович вел длинные разговоры с Дашей, пытаясь с нею разрешить свои домашние проблемы: он хотел развестись с женой. Даша, ездившая часто на Капри, знала ее и их маленького сына Илью. Даша очень огорчалась, ее тяготили эти разговоры. Иван Егорович казался ей не совсем чистопробным человеком, запутавшимся в своих личных делах. В ней боролись ее прямолинейность с прирожденной мягкостью. Вследствие этих разговоров, после отъезда И. Е., Даша получила от него письмо, в которой он сравнил ее беседу с лекарством: очищает, но остаешься больным. Грубость этого послания поразила Дашу.

В последний раз я видела Ивана Вольного летом 1918 года в деревне Гусёлки, около Саратова. Он приехал к В. М. за советом и инструкциями перед отъездом в Самару с партийным поручением. Он держал себя как друг и сердечно простился со всеми нами.

В 1920-м, отрекаясь от своего прошлого — деятельности члена партии с.-р. — и оправдывая себя перед Максимом Горьким, Иван Вольный в письмах к нему и в своих писаниях очень плохо отзывается о Викторе Чернове и о нашем доме.

На Лазурном побережье весна начинается рано, и в конце февраля в нашем саду на грядке цвели фиалки и распустились нарциссы.

Во время войны русские газеты доходили до нас с опозданием, и о русской революции мы узнали из итальянских газет. Известия были радостными: насчитывалось не много жертв. И вся демократическая Европа ликовала: рухнуло самодержавие, в течение веков подавлявшее русский народ.

Осуществилось то, чего так ждали, за что погибло много друзей нашей семьи и за что боролись все обитатели нашего дома. Казалось: «взошла она, заря пленительного счастья» и мы вернемся в свободную Россию. Ни у кого не возникало ни малейшего сомнения в том, что надо немедленно ехать, несмотря на все трудности и опасности путешествия во время войны.

В. М. приехал ненадолго в Алассио из Парижа. Было решено, что он выедет первый через Париж, Лондон и Скандинавию и будет ждать нас в Петрограде. А мама распорядится относительно дома, соберет вещи и выедет с нами вслед тем же путем. После его отъезда начались сборы. Дом был сдан через агентство итальянской семье из Генуи. И мы начали укладывать вещи на дорогу. М. Н. Андреева с Севой выехали вперед. А Даша сопутствовала нам.

Мы отдали знакомым итальянцам нашу молодую собаку; старшие — Пиччи и Нелло — умерли от старости незадолго перед тем, одна за другой. Мама была в приподнятом настроении и говорила нам о будущем, которое открывалось перед нами. Как интересно будет мне и Наташе учиться в русской гимназии!

Несмотря на общее радостное возбуждение и на захватывающее путешествие, которое нам предстояло совершить, у меня сжималось сердце при мысли о расставании со всем, что я так любила. Мама уговаривала меня, обещая, что мы скоро вернемся, но мне казалось, что мы уезжаем навсегда.

Часть III Возвращение в Россию

14

Весной 1917 года мы с мамой ехали в Россию из Италии, где на итальянском Лазурном побережье прожили семь лет. В. М. выехал раньше нас, еще в апреле, на одном из первых пароходов с русскими эмигрантами, возвращавшимися на родину. Вскоре по приезде он был назначен министром земледелия во Временном правительстве⁷⁰. Он ждал нас в Петрограде.