Холодная война. Новая история

Однако они не были хорошими. Уже 12 марта 1947 г. Трумэн объявил о программе военной и экономической помощи Греции и Турции, вызванной неожиданным заявлением британского правительства, сделанным всего двумя неделями ранее, о том, что оно больше не может нести расходы по поддержке этих стран. Он сделал это в поразительно широких выражениях, настаивая на том, что теперь "политика Соединенных Штатов должна заключаться в поддержке свободных народов, сопротивляющихся попыткам порабощения со стороны вооруженных меньшинств или внешнего давления. . . . [Мы должны помогать свободным народам решать свою судьбу собственным путем". Сталин не обратил особого внимания на речь Трумэна, хотя весной того же года он нашел время, чтобы настоять на переписывании недавно опубликованной истории философии, чтобы свести к минимуму то почтение, которое она проявила к Западу.

Пока Сталин решал эту задачу, Маршалл, следуя примеру Трумэна, разрабатывал гранд-стратегию "холодной войны". В "длинной телеграмме" Кеннана была обозначена проблема: внутренняя враждебность Советского Союза по отношению к внешнему миру. Однако в ней не было предложено никакого решения. Теперь Маршалл поручил Кеннану придумать его: единственное указание - "избегать мелочей". Это указание, надо сказать, было выполнено. Программа восстановления Европы, о которой Маршалл объявил в июне 1947 г., обязывала Соединенные Штаты ни на что иное, как на восстановление Европы. План Маршалла, как его сразу же стали называть, в тот момент не проводил различия между теми частями континента, которые находились под советским контролем, и теми, которые не находились, но мысли, лежавшие в его основе, несомненно, были.

В основе плана Маршалла лежали несколько предпосылок: Что самой серьезной угрозой западным интересам в Европе была не перспектива советской военной интервенции, а риск того, что голод, нищета и отчаяние могут привести к тому, что европейцы проголосуют за собственных коммунистов, которые затем будут послушно выполнять желания Москвы; что американская экономическая помощь принесет немедленные психологические, а затем и материальные выгоды, которые переломят эту тенденцию; что Советский Союз сам не примет такую помощь или позволит своим сателлитам, тем самым обостряя с ними отношения; и что Соединенные Штаты смогут захватить как геополитическую, так и моральную инициативу в зарождающейся холодной войне.

Сталин попал в ловушку, расставленную ему планом Маршалла, который должен был заставить его построить стену, разделяющую Европу. Застигнутый врасплох предложением Маршалла, он направил в Париж большую делегацию для обсуждения вопроса об участии СССР, затем отозвал ее, разрешив восточноевропейцам остаться, а затем запретил им - в первую очередь чехам, чьи лидеры были доставлены в Москву самолетом, чтобы получить слово, - получать такую помощь. Это было необычайно неровное выступление обычно уверенного в себе кремлевского диктатора, и оно свидетельствовало о том, насколько стратегия сдерживания, в центре которой находился план Маршалла, уже нарушала его собственные приоритеты. Дальнейший пересмотр философских текстов придется подождать.

 

ЧЕХОСЛОВАКИЯ, ЮГОСЛАВИЯ И БЕРЛИНСКАЯ БЛОКАДА. Сталин отреагировал на план Маршалла именно так, как и предсказывал Кеннан: ужесточением контроля везде, где только можно. В сентябре 1947 г. он объявил о создании Коминформа - современной версии старого довоенного Коминтерна, задачей которого было обеспечение ортодоксальности международного коммунистического движения. "Не начинайте разбрасываться своим весом, - сказал протестующему поляку Андрей Жданов, пресс-секретарь Сталина в новой организации. "В Москве мы лучше знаем, как применять марксизм-ленинизм". Что это означало, стало ясно в феврале 1948 г., когда Сталин одобрил план чехословацких коммунистов по захвату власти в единственном восточноевропейском государстве, сохранившем демократическое правительство. Вскоре после переворота в одном из пражских дворов было обнаружено изломанное тело министра иностранных дел Яна Масарика - сына Томаса Масарика, основателя страны после Первой мировой войны: прыгнул ли он или его толкнули, так и не установлено. Впрочем, это не имело большого значения, поскольку перспективы какой-либо независимости в сталинской сфере влияния, как оказалось, погибли вместе с Масариком.