Холодная война. Новая история

Однако не все коммунисты попадали в эту сферу. Югославия была одним из самых надежных союзников Советского Союза после окончания Второй мировой войны, но ее лидер Иосип Броз Тито пришел к власти самостоятельно. Он и его партизаны, а не Красная Армия, изгнали нацистов; в отличие от других своих восточноевропейских коллег, Тито не зависел от поддержки Сталина, чтобы остаться у власти. Попытки подчинить его коминформовской ортодоксии вызвали у Тито раздражение, и к концу июня 1948 г. он открыто порвал с Москвой. Сталин признался, что его это не беспокоит. "Я разожму свой мизинец, и Тито больше не будет". В Советском Союзе и международном коммунистическом движении гораздо больше пальцев дрожало от этого первого акта неповиновения коммуниста Кремлю, но Тито выжил и вскоре получил экономическую помощь от США. Югославский диктатор мог быть "сукиным сыном", жестко признал в 1949 г. новый американский госсекретарь Дин Ачесон, но теперь он был "нашим сукиным сыном".

Тем временем Сталин затеял еще менее перспективное предприятие - блокаду Берлина. Его мотивы даже сейчас не ясны. Возможно, он надеялся вытеснить американцев, англичан и французов из их секторов разделенного города, пользуясь их зависимостью от линий снабжения, проходящих через советскую оккупационную зону. Или же он хотел затормозить их усилия по укреплению собственных зон, которые, как казалось, могли привести к созданию мощного западногерманского государства, на которое Москва не имела бы никакого влияния. Каковы бы ни были его цели, сталинская блокада обернулась таким же провалом, как и его попытка наказать Тито. Западные союзники организовали воздушный мост для осажденного города, завоевав тем самым горячую благодарность берлинцев, уважение большинства немцев и глобальный пиар-триумф, выставивший Сталина жестоким и некомпетентным. "Негодяи, - защищался старик в дипломатической депеше, сообщавшей об этих событиях. "Это все ложь. . . . Это не блокада, а оборонительная мера".

Может быть, эти меры и носили оборонительный характер, но наступательный характер этих и других мер, принятых Сталиным в ответ на план Маршалла, в итоге привел не к уменьшению, а к увеличению проблем безопасности Советского Союза. Чешский переворот убедил Конгресс США, который еще не утвердил программу Трумэна по восстановлению Европы, сделать это быстро. События в Праге и блокада Берлина убедили европейских получателей американской экономической помощи в том, что они нуждаются и в военной защите: это побудило их обратиться с просьбой о создании Организации Североатлантического договора, которая впервые в истории обязала США обеспечить оборону Западной Европы в мирное время. К тому времени, когда в мае 1949 г. Сталин нехотя снял блокаду Берлина, в Вашингтоне был подписан Североатлантический договор, а в Бонне провозглашена Федеративная Республика Германия - еще один результат, которого Сталин не хотел. Ересь Тито осталась безнаказанной, продемонстрировав тем самым, что сами коммунисты могут добиться определенной независимости от Москвы. И не было никаких признаков разногласий между капиталистами или англо-американской войны, на которые рассчитывал Сталин из-за своих идеологических иллюзий. Его стратегия по установлению контроля над послевоенной Европой потерпела крах, и виноват в этом был в основном он сам.

 

VI.

Так кажется в ретроспективе. Однако в то время так не казалось. Вместо этого в 1949-50 гг. произошел ряд очевидных неудач Запада, ни одна из которых не была достаточно существенной, чтобы обратить вспять процесс, в результате которого США и их союзники захватили инициативу в Европе, где она действительно имела значение. Однако люди, пережившие эти события, не могли этого знать: им казалось, что европейские победы Запада перевешиваются неожиданным расширением холодной войны, причем практически одновременно на несколько более широких фронтов, перспективы которых не казались благоприятными.

Первая из них лежала в области военных технологий. Американцы рассчитывали, что их монополия на атомную бомбу сохранится в течение шести-восьми лет: поэтому непропорциональное превосходство Красной Армии в обычных силах в Европе не вызывало у них особого беспокойства. "Пока мы можем превосходить весь мир по производству, контролировать море и наносить удары внутри страны с помощью атомной бомбы, - заметил в конце 1947 г. министр обороны США Джеймс Форрестал, - мы можем брать на себя определенные риски, которые в противном случае были бы неприемлемы". Основополагающая предпосылка плана Маршалла заключалась в том, что Соединенные Штаты могут спокойно сосредоточиться на восстановлении европейской экономики, отложив при этом любое значительное наращивание военного потенциала, которое могло бы сравниться с советским. Бомба должна была сдерживать русских, в то время как американцы возрождали и успокаивали европейцев.