Холодная война. Новая история

В отличие от своего предшественника в Белом доме, Дуайт Д. Эйзенхауэр, будучи молодым армейским офицером в 1920-е годы, неоднократно читал Клаузевица. Он не сомневался, что военные средства должны быть подчинены политическим целям, но считал, что в число этих средств можно включить и ядерное оружие. Он пришел к президентству, не будучи убежденным в том, что характер войны коренным образом изменился, и в последние месяцы Корейской войны неоднократно подталкивал своих военных советников к поиску путей использования Соединенными Штатами как стратегического, так и недавно разработанного "тактического" ядерного оружия для прекращения боевых действий. Он также позволил своему новому госсекретарю Джону Фостеру Даллесу передать намеки на то, что такое планирование уже ведется. Эйзенхауэр признал, что, конечно, будут возражения со стороны союзников, но "так или иначе табу, окружающее применение атомного оружия, должно быть разрушено".

Причина, с точки зрения президента, была проста: Соединенные Штаты не могли позволить себе больше ввязываться в ограниченные войны, подобные корейской. В этом случае инициатива перейдет к противникам, которые будут выбирать наиболее выгодное время, место и методы военного противостояния. Это дало бы им возможность контролировать размещение американских ресурсов, что привело бы лишь к истощению американской экономической мощи и деморализации американского народа. Решение заключалось в том, чтобы изменить стратегию: дать понять, что отныне Соединенные Штаты будут отвечать на агрессию в то время, в том месте и теми средствами, которые они сами выберут. Эти средства вполне могут включать применение ядерного оружия. Как сказал сам президент в 1955 г., "в любом бою, когда эти вещи могут быть использованы по строго военным целям и в строго военных целях, я не вижу причин, по которым их нельзя было бы использовать точно так же, как вы используете пулю или что-либо другое".

Но к тому времени, когда Эйзенхауэр сделал это заявление, физика термоядерных взрывов разрушила его логику. Критическим событием стало BRAVO - американское испытание, проведенное в Тихом океане 1 марта 1954 года и вышедшее из-под контроля. Мощность взрыва составила 15 мегатонн, что в три раза больше ожидаемых пяти, или в 750 раз больше мощности атомной бомбы в Хиросиме. В результате взрыва радиоактивные осадки разлетелись на сотни километров в сторону ветра, заразив японское рыболовное судно и убив одного из членов его экипажа. Менее опасные обломки вызвали срабатывание детекторов радиации по всему миру. Вопрос, поставленный перед ядерным оружием, был суров: если один термоядерный взрыв может привести к глобальным экологическим последствиям, то каковы будут последствия применения десятков, сотен или даже тысяч единиц ядерного оружия?

Первый ответ, как ни странно, пришел от Георгия Маленкова, замасленного аппаратчика с одиозным послужным списком, который, скорее по счастливой случайности, чем по умению, оказался в триумвирате, сменившем Сталина. Через 12 дней после испытания BRAVO Маленков удивил своих коллег, а также западных наблюдателей за Советским Союзом, публично предупредив, что новая мировая война, ведущаяся с применением "современного оружия", будет означать "конец мировой цивилизации". Советские ученые быстро подтвердили в сверхсекретном докладе кремлевскому руководству, что взрыв всего сотни водородных бомб может "создать на всем земном шаре условия, невозможные для жизни".

Тем временем аналогичный вывод формировался в сознании гораздо более выдающегося государственного деятеля, ранее не отличавшегося пацифистскими наклонностями. Уинстон Черчилль, вновь ставший премьер-министром Великобритании, всего несколькими годами ранее призывал американцев спровоцировать военную конфронтацию с Советским Союзом, пока сохраняется их атомная монополия. Но теперь, после BRAVO, он полностью изменил свою позицию, указав своему военному союзнику Эйзенхауэру на то, что всего несколько таких взрывов на британской территории приведут к тому, что его страна станет непригодной для жизни. Однако это не обязательно было плохой новостью. "Новый террор, - заявил старый вояка в Палате общин, - вносит определенный элемент равенства в уничтожение. Как ни странно, именно на универсальность потенциального уничтожения, как мне кажется, мы можем смотреть с надеждой и даже уверенностью".