Холодная война в «сердце Африки». СССР и конголезский кризис, 1960–1964

По мере продвижения колонны становилось ясно, что Опепе ведет собственную игру, тянет время и не жаждет крови. Один из конвоиров опознал Хойта и Нотомба и предложил не мешкая убить консулов, которые «водили нас за нос с переговорами». «Не сейчас», – ответил Опепе. Нарастал звук интенсивной перестрелки, бельгийские парашютисты были уже близко. Конвоиры стали нервничать. Надо покончить с заложниками сейчас, настаивали они. «Я прикончу первого, кто начнет убивать белых», – пригрозил командир. Подчиненные стали смотреть на него с подозрением. Навстречу колонне вылетел джип с двумя офицерами НАО. Они удирали от парашютистов и были вне себя от ярости. «Расстреляй их всех», – крикнули они Опепе. Тот схитрил: «Расстрелять? Это для них легкая смерть. Мы порвем их на куски копьями и ножами». Выругавшись, офицеры уехали. Конвоиры приказали всем сесть. Со стороны аэропорта подъехал пикап. Из кабины вылез майор Бубу, один из приближенных Сумиало, глухонемой бородатый гигант, боксер-тяжеловес. Бубу отчаянно жестикулировал, показывая Опепе, что парашютисты совсем рядом и с белыми пора кончать. Полковник от него отмахнулся[1113].

Дальше описания очевидцев расходятся. Одни пишут, что Бубу не понял жеста Опепе и открыл огонь по заложникам, другие утверждают, что первым на спусковой крючок нажал самый молодой конвоир, у которого не выдержали нервы. Все сходятся на том, что Опепе не давал команды стрелять.

Так или иначе, но через несколько секунд все 12 конвоиров без разбору палили по сидящим заложникам. Кому не достались первые пули, бросились врассыпную. Хойт бежал рядом с Гринвисом. Это был опасный забег: «Несколько человек, бежавших вместе с нами, упали на землю. Надо было бежать дальше! Я слышал свист пуль, а, может быть, это мне казалось. Вопли женщин, мужчин и детей сливались с гортанными криками симба»[1114]. Шедший в первом ряду «марша смерти» Макаров попытался спрятаться за узким деревом. Русского заметил один из конвойных, прицелился, но тот успел упасть в траву.

Выстрелить в Макарова симба не успел, подоспели парашютисты[1115]. Увидев их, конвойные бросились наутек. Позже полковник Опепе был расстрелян симба за невыполнение приказа Оленги уничтожить заложников сразу после начала вторжения. Парашютисты смогли предотвратить полное истребление заложников, но жертвы были велики. 33 заложника были убиты на месте, шестеро умерли от ран, 40 получили ранения[1116].

Раненых на первом попавшемся транспорте отправляли в аэропорт, те, кто был в состоянии самостоятельно идти, брели туда же под охраной десантников. Стоявшие наготове С-130 взмывали в воздух и брали курс на Леопольдвиль. Хойт и Гринвис улетели на одном из первых бортов. Перелет был тяжелым. «На полу салона, – вспоминает Хойт, – стояли лужи крови. Медики трудились над ранеными. Остальные пассажиры лежали и находились в шоковом состоянии»[1117].

В городе продолжалась перестрелка. Десантники двигались от дома к дому, собирали иностранцев и направляли их под охраной в аэропорт. Два дня воздушный мост Стэнливиль-Леопольдвиль функционировал без перерывов. Были задействованы самолеты бельгийской компании «Сабена» и конголезской «Эр Конго». Воздушные суда прислала Британия, Италия и Франция. Всего были эвакуированы примерно 1500 иностранных граждан и 150 конголезцев. Поиски руководителей повстанцев результатов не дали. Оленга, Гбение и Сумиало тайно покинули город еще до начала высадки десанта[1118].

В 11.00 в Стэнливиль вошла колонна Вандерваля. Через полчаса он встретился с командиром парашютистов Лораном. Договорились, что бельгийцы обеспечат охрану аэропорта и эвакуацию иностранцев, а люди Вандерваля займутся городом. И они им занялись. КНА устроила в конголезских кварталах «день охоты», как выразился Хоар. Озверевшие солдаты стреляли во всех без разбору на улицах, врывались в дома, убивали мужчин, насиловали женщин. Местом жуткой бойни стала штаб-квартира партии Лумумбы НДК, где были убиты десятки человек, все, кто не успел покинуть здание. Даже видавших виды бельгийских военных коробило. «Я никогда в жизни не видел такой резни. Пленных не брали. Их резали, расстреливали или забивали до смерти. Это было отвратительно», – вспоминал Лоран. Полковник приказал поскорее вывести из города своих молодых парашютистов, дабы созерцание таких «торжеств по случаю победы» не травмировало их юную психику[1119].

Город подвергся тотальному разграблению. Военнослужащие КНА без затей вышибали витрины магазинов и брали все, что им нравится. Наемники на мелочи не разменивались, при помощи динамита и ацетиленовых горелок вскрывали бронированные сейфы с наличностью и драгоценностями. Пьяные наемники устраивали дикие выходки. Осушив содержимое винного погреба одного из крупных отелей, патруль зашел в городской зоопарк, где выпустил из клеток голодных львов[1120].