Холодная война в «сердце Африки». СССР и конголезский кризис, 1960–1964

Даже в полной изоляции в военной тюрьме Тисвиля Лумумба представлял серьезную опасность для противников. К середине января 1961 г. лумумбисты контролировали почти половину территории Конго, войска Мобуту не оказывали серьезного сопротивления, беспорядочно отступали и сдавались в плен. По оценке Госдепартамента, в январе «акции Лумумбы и Гизенги ощутимо выросли, а акции Касавубу и Мобуту ощутимо упали, несмотря на принятие ООН резолюции в поддержку Касавубу, и частично из-за этой пирровой победы»[451]. Еще более определенно выразился Лоуренс Девлин в телеграмме, направленной 13 января в Вашингтон: «Сотрудники ЦРУ и посольства считают, что нынешнее правительство может пасть в течение нескольких дней, что неминуемо приведет к хаосу и возвращению [Лумумбы] к власти»[452].

4 января 1961 г. Лумумба передал на волю два письма. В первом, адресованном «руководителям ООН», он рассказал об условиях содержания. Одиночная тесная сырая камера, «отвратительная и грязная пища», так что приходится голодать по три-четыре дня, никаких прогулок и контактов с внешним миром, отсутствие газет и книг. Более месяца не меняют нательное и постельное белье, лишили обуви. Не оказывают медицинской помощи, не вызывают к судье, не предоставляют адвоката[453]. Мобуту же в интервью прессе говорил, что Лумумба содержится чуть ли не в курортных условиях: «в его распоряжении трое слуг, он спит в хорошей постели, национальная армия ежедневно расходует тысячу франков на содержание его и его компаньонов»[454].

На плохое обращение Лумумба сетовал и во втором письме, племяннику Альберу Онавело. И сообщал, что солдаты из охраны помогают ему, рискуя быть арестованными. Среди личного состава гарнизона было много сторонников Лумумбы. Они даже попытались освободить его, но помешал начальник охраны подполковник Луи Бобозо, комендант военного лагеря Кэмп Харди, где находилась тюрьма. Около 50 солдат пошли под арест[455].

В ночь с 12 на 13 января солдаты снова взбунтовались, они требовали повышения жалования, смены правительства и освобождения Лумумбы. Когда новость об этом достигла Леопольдвиля, европейцев охватила паника. По городу поползли слухи, что Лумумба освобожден и во главе армейской колонны идет на столицу, чтобы «установить власть революционного правительства»[456]. В Тисвиль направились Мобуту, Касавубу и все их ближнее окружение. Девлин отговаривал Мобуту ехать, опасаясь, что в случае неудачи страна останется без руководства. Тот ответил: «Ситуация такова, что все или ничего. Все или ничего»[457]. Деньгами и уговорами солдат удалось успокоить, но не было никаких гарантий, что в следующий раз расквартированное в Кэмп Харди подразделение не выпустит Лумумбу на свободу. 15 января представитель генсека ООН в Конго Раджешвар Дайял телеграфировал Хаммаршельду: «Здесь распространено мнение, что выход Лумумбы на свободу – это вопрос нескольких дней»[458].

Бельгийские правящие круги считали такой вариант катастрофой, чреватой потерей всех позиций в бывшей колонии. После ареста Лумумбы его судьба не раз обсуждалась между бельгийскими и конголезскими высокопоставленными чиновниками. Бельгийцы не хотели, чтобы центральное правительство ассоциировалось с «нейтрализацией» Лумумбы. С Касавубу и Мобуту они собирались выстраивать тесные и долгосрочные отношения. «Грязную работу» целесообразно было поручить лидерам сепаратистских режимов Альберу Калонжи в Касаи или Моизу Чомбе в Катанге. Калонжи был готов принять Лумумбу немедленно, поклялся расправиться с ним и сделать вазу из его черепа[459]. Верная смерть ожидала Лумумбу и в Катанге. «Если он появится здесь, – заявил катангский министр внутренних дел Годфруа Мунонго, – мы сделаем то, чего не смогли сделать бельгийцы, мы убьем его»[460].

Когда стало очевидно, что перспективы освобождения Лумумбы и его возвращения во власть реальны, Брюссель пошел на крайние меры. Как выразился советник Мобуту бельгийский полковник Луи Марлиер: «Лумумбу надо уничтожить. Эта санитарная мера пойдет на благо обществу»[461]. 14 января Марлиер направил майору катангской службы безопасности бельгийцу Арману Вердикту следующую радиограмму: «Запросите согласия еврея [Чомбе] принять сатану [Лумумбу]»[462]. Чомбе колебался. Согласие означало признание юрисдикции центрального правительства над Катангой, «полную независимость которой» Чомбе провозгласил 11 июля 1960 г. Многочисленные бельгийские советники Чомбе были против того, чтобы с Лумумбой расправились на территории Катанги, понимая, что это может стать началом конца ее «независимости». Вечером 14 января на заседании Государственного совета было принято решение дать отрицательный ответ на радиограмму Марлиера. Лумумба, считал Совет, станет «чашей яда» для государства Катанга.