Холодная зона

Бинх и Ли переночевали в молодежной гостинице в районе Веддинг, в здании из ярких разноцветных квадратов. Им выделили койки в восьмиместной спальне, и местное турбюро даже предусмотрительно поселило в их номер компанию молодых немцев — ведь ленинградцы приехали на языковую практику. Никакого языкового барьера они не почувствовали, и до полуночи играли с новыми знакомыми в «Стратегию» и разговаривали. Немцы — четверо парней, две девушки — прибыли в Берлин из Дуисбурга на выставку робототехники, привезли собственные образцы и с удовольствием демонстрировали их Бинху и Ли. Это были бытовые киберы с гибкими бессуставными манипуляторами, ловкими, как человеческие руки. Ребята утверждали, что вот именно такие киберы, возможно, заменят людей в работе салверов, то есть в уходе за тяжелобольными и инвалидами. Ли и Бинх сомневались в этом. Работу салверов им обоим пришлось когда-то испытать на себе, они оба были в свое время тяжело ранены; сможет ли робот тонко чувствовать, реагировать на боль, на изменение выражения лица пациента, когда моет его или меняет памперсы? Белобрысый долговязый Лукас утверждал, что конечно, сможет. Вопрос только в чувствительности сенсоров, а это — дело техники. Эта проблема наверняка будет решена в ближайшие пару десятилетий.

С утра после завтрака Ли и Бинх отправились осматривать город.

Они прокатились на теплоходике по Шпрее, затем вышли в центр. Центр Берлина был набит разными историческими памятниками — военный мемориал Первого Союза. Бывший Рейхстаг, где теперь располагался исторический музей. Возле Бранденбургских ворот — музей пропаганды, отчасти на открытом воздухе. Здесь можно было увидеть объемные модели — как изменялся центр Берлина по ходу различных перипетий истории. Оказывается, после контрреволюционного «объединения Германии» весь центр был уставлен пропагандистскими памятниками и мемориалами «погибшим на берлинской стене». Ли фыркнула.

— Интересно, зачем они лезли через стену? Представляю, я бы в Польшу ходила прямо на глазах у погранцов. Далеко бы я зашла!

— По-видимому, это были в основном оплаченные пропагандистские акции. Ну или совсем психи, — предположил Бинх, — да их ведь за много лет не то, что реально много накопилось… Все это вполне в пределах статистической флюктуации.

— Все равно не понимаю. Их же выпускали, можно было уехать официально. У нас вон тоже есть желающие переехать в ФТА, и никто их не держит в принципе — но если они попрут через границу без документов, их и свои могут по ходу пристрелить, и чужие.

— Ли, да нет в этом никакой логики. Это пропаганда, не более того.

Они миновали музей обороны ГДР. Здесь хранились обломки знаменитой Берлинской Стены, старинные фотографии солдат-пограничников, охранявших хрупкий мир социализма. Карты и документы планов по военному захвату ГДР, рассекреченные значительно позже. Потом Ли захотелось есть, и они перекусили в небольшом госкафе — деньги на поездку им выдали, но их лучше сэкономить, чтобы потом купить подарки, местные сувениры. В госкафе кормили интернациональной кухней, Бинх взял какой-то рис с рыбой — вроде бы китайский, но он сказал, что и у них готовят похоже. Ли выбрала картошку с селедкой и с удовольствием наблюдала, как Бинх ловко управляется с палочками.

Теперь они шли по западной части города, по бывшему Западном Берлину. В небольшом скверике они набрели на памятник РАФ, один из многочисленных мемориалов, установленных во всей освобожденной части Германии.

Памятник понравился Ли.

В черном длинном камне были высечены наполовину выступающие из него фигуры бойцов — ребят в городских плащах и куртках, сжимающих в руках пистолеты или автоматы. Их позы были напряжены, лица суровы. Некоторые держались за руки. Скульптуры были реалистичными, лица можно узнать; памятник отражал все четыре поколения РАФа, идущие одно за другим, конечно, только наиболее ярких героев каждого поколения. В самом начале под символом РАФА — винтовкой на фоне красной звезды — Ли узнала Ульрику Майнхоф. Лицо женщины показалось ей чуть растерянным и совсем не боевым, глаза расширены, губы сжаты — словно от боли. И пистолет в руке она держала как-то неумело. Рядом с ней лица Эннслин и Баадера выглядели совершенно гранитными, с суровым, непоколебимым выражением.

На цоколе памятника лежали несколько разрозненных букетов. Ли огляделась — нельзя ли купить цветы поблизости, но ничего подобного не было видно. Бинх смотрел на лица рафовцев с непонятным выражением.

— Помню, — сказала Ли, — наша преподавательница в немецком секторе так и говорила: если хотите понять историю Германии в ХХ-м веке, РАФ нельзя обойти. Одна из ключевых точек. Хотя они и не были собственно марксистами…

— Неверно, они были марксистами. Коммунистами — нет. Но в той ситуации это действительно… было не так важно, — кивнул Бинх, — люди пытались делать, что могли.

В стране, где ничего нельзя было сделать, они все-таки делали невозможное.

Ли внимательно посмотрела на него.

— Бинх, — спросила она, — а куда ты теперь?