Холоднее войны

– Что-то вроде того. – К ее чести, вид у Амелии был несколько пристыженный.

– Ты хочешь сказать, что намеренно и осознанно оттеснила меня на второй план в операции, в которой я должен был отвечать за все тактические вопросы? И использовала для этого мою девушку? Ты это хочешь сказать?

Амелия могла бы и не отвечать – все было понятно и так.

– Я беспокоилась, что уличить и арестовать Клекнера мы сможем, только потратив месяцы, а то и годы. Я даже не была уверена, что крот – это Абакус. И на этот случай мне требовался запасной план. По вполне понятным причинам я не могла спросить у тебя разрешения. А твой исключительный инстинкт, который привел тебя в чайную, то, что ты сумел обнаружить тайник… твой триумф, Том, означал, что я могу начать приводить этот план в действие.

Том допил виски. Он поражался способности Амелии представлять катастрофу так, будто на самом деле это триумф. В этом она была похожа на Тони Блэра. Пусть твои оппоненты чувствуют, что поняли все неправильно, а ты – само воплощение невинности и добродетели, даже если сейчас вы переживаете последствия ужасной, циничной халатности.

– Стало быть, мой триумф способствовал моему отстранению? – спросил он. – Так ты это поворачиваешь?

Амелия кивнула. Том встал, подошел к шкафчику, сам налил себе еще на три пальца виски – Амелии он налить не предложил, – сел в кресло и вздохнул.

– Тогда тебе лучше рассказать мне всю историю, – сказал он и закурил – грубое и намеренное нарушение правил дома Амелии насчет дыма и курения. Однако она не приказала ему немедленно затушить сигарету. – Начни сначала. – Он устроился удобнее и положил ногу на ногу. Виски начинал действовать. – И постарайся ничего не упустить.

И она все ему рассказала.

За следующие три четверти часа Амелия Левен подтвердила, что заключила личное соглашение с Рэйчел Уоллингер. Соглашение, в результате которого Райан Клекнер должен был предстать перед правосудием.

Они встретились с Рэйчел в Стамбуле. Амелия увидела, что Рэйчел очень привлекательна, и заметила, что она нравится Клекнеру. Тогда она призналась Рэйчел, что в одной из западных разведывательных служб завелся крот. Крот угрожал успешному проведению любой операции МИ-6 на Ближнем Востоке и за его пределами. А еще она сказала, что деятельность Клекнера, возможно, была связана с гибелью ее отца.

– Но в то время ты этого не знала, – вмешался Том. – У нас и сейчас нет никаких доказательств.

Амелия признала, что замечание справедливо. Это был просто полезный аргумент в процессе вербовки. Нужно было сказать Рэйчел, что Клекнер мог способствовать смерти Пола Уоллингера, и таким образом заручиться ее поддержкой. Том знал все эти трюки, цинизм, неизбежный в их – в его – работе. Он позволил Амелии продолжить.

В случае если вина Клекнера будет доказана, сказала она, Рэйчел согласилась войти с ним в контакт, устроить встречу в Стамбуле. И удача оказалась на их стороне – Клекнер собрался в Лондон как раз после того, как Том обнаружил тайник. И чей же еще номер должен был найти Клекнер в своей маленькой черной книжечке, как не Рэйчел Уоллингер? Той, что от него ускользнула. Красивой дочери погибшего британского шпиона, которая строила ему глазки на похоронах отца. Не просто удача, а большая удача, в которую Амелия, как правило, не очень-то верила. Но упускать такую золотую возможность было нельзя. Рэйчел была готова отомстить за отца; ради этого она рискнула бы даже потерять Тома.

Приглашение Клекнера – вот и все, что им требовалось. И оно не замедлило последовать. Он приезжает в Лондон, интересуется, свободна ли Рэйчел. «Я бы ужасно хотел пригласить тебя на ужин. Встретиться с тобой в твоем родном городе». После этого все встало на свои места. Операции был дан зеленый свет. Нужно было только, чтобы Рэйчел вела себя умно, сохраняла спокойствие и не теряла головы – не такое уж трудное задание для личности ее масштаба. В конце концов, она была дочерью шпиона-мастера. ДНК никуда не денешь; интеллект, жесткость, способность быстро принимать решения – все передалось следующему поколению.

– Ты ведь знаешь, что мы пытались завербовать ее в Оксфорде, да?

Том едва не свалился на пол.

– Что?

– После выпуска она подала заявление на программу быстрого обучения. Дошла до курса новобранцев, но вдруг передумала и ушла. Голова у нее была устроена как-то не так.

Том тупо смотрел перед собой. «Ненавижу шпионов», – говорила Рэйчел. И ни звука – о заявлении в МИ-6, об IONEC – курсах для новобранцев, офицеров разведки. Только презрение к работе отца – к его, Тома, работе. Ему вспомнились ее слова о Поле. «Часть его как будто иссохла. Там, внутри. Я даже начала думать, что у него буквально не хватает куска души. Можно назвать это порядочностью. Или нежностью. Или, возможно, честностью».

– Честность, – повторил Том.

– Что? – не поняла Амелия.

Том жестом попросил ее продолжать.