Холодное блюдо

Отчёт получился небольшой, всего три страницы. Но переписать его пришлось несколько раз, поскольку и сам автор не сразу смог разобрать написанное. Наконец, титанический труд был завершён, Алекс отёр со лба почти выступивший пот и пошёл искать заказчика.

Это не заняло много времени: Пархомов отыскался там же, где был три часа назад. Правда, Владимира при нём не было, а в руках клиент крутил уже не кофейную чашку, а коньячный бокал.

«Вот Тьма! – промелькнуло в голове у Алекса. – Если он выпил, надо откладывать отчёт до завтра. А, собственно, почему и бы и нет? Петелина он уже уволил и, надо полагать, забыл о нём, так что не будет удивляться, отчего нет на месте второго стюарда… Да, глаза мутные, движения нескоординированные. Точно отложу».

И развернулся в дверях, намереваясь отправиться в городскую стражу и поучаствовать в допросе. Но…

Мушинский и Борисов, не поехавшие на экскурсию, оказывается, не сидели по каютам: они стояли на палубе, опираясь на поручни, глазели на город и о чём-то негромко переговаривались.

– О, а вот и наш сыщик прогуливается! – радостно воскликнул Мушинский.

«Слишком радостно», – автоматически отметил Алекс.

Борисов подхватил его реплику:

– А чего ж частному сыщику не прогуливаться, ежели городская стража всю работу сделала? Вон, увели парнишку-то, в браслетах.

– Потому и увели, что с ним закончено, – осклабился Верещагин. – А вот у меня ещё есть дела с остальными пассажирами яхты. Ну, например, вы, Николай Африканович, знали Ольгу куда лучше, чем показывали, не так ли? И кто из вас был главный в ваших шпионских играх?

– Каких-таких шпионских играх? – заинтересовавшись, Мушинский подался вперёд.

– Да ну, Миша, он ерунду какую-то порет! – попытался отвлечь его приятель, но это было бесполезно.

Пёс вцепился в кость, и разжать ему челюсти никто бы не сумел.

– Неужели вы не знали? – Алекс делано удивился. – Так ведь господин Борисов вместе с Ольгой Бобровских работали на мишленовских инспекторов. То есть, пардон, экспертов! Только вот не знаю, кто в этой игре был сверху, так сказать…

– Ах вот оно что! – Мушинский задумчиво кивнул. – То-то мне показалось, что слишком уж много они знают обо мне и о моём ресторане… Ладно, друг дорогой, надеюсь, ты помнишь поговорку о стеклянном доме?[18]

Развернувшись, Верещагин быстро спустился на набережную и. не оглядываясь, пошёл в сторону центра города. За его спиной ещё какое-то время слышалось шипение Мушинского и вялые оправдания Борисова, но это было уже вовсе неинтересно.

Постояв напротив здания городской стражи, Алекс побрёл дальше по улице.

«Ну, влезу я сейчас в допрос, – думал он с некоторой ноткой уныния. – Если Петелин начал говорить, могу сорвать настрой, и он захлопнется. Если нет – так и мой приход ничего не изменит. Надо на него надавить, сорвать с привычной резьбы, но вот чем?»

В конце концов он приглядел тихий кабачок со столиками прямо у линии воды, заказал кружку пива и раков, и твёрдо решил предаться сладкому ничегонеделанию. В конце концов, у него отпуск!

Тем временем допрос шёл своим чередом. Или стоял на месте, это уж с какой стороны поглядеть. Петелин ответил на вопросы, касающиеся его паспортных данных, после чего замолчал. О чем бы ни спросил лейтенант Ковригин, ответ был один:

– Эти сведения имеют частный характер.

– Ничто не имеет частного характера, когда речь идёт об убийстве. Оно отменяет все частности. Мы не можем судить, что имеет к нему отношение, а что нет, не вторгаясь в личную жизнь тех, кто окружал убитых.

– И тем не менее, я не намерен говорить о своей личной жизни.

Побившись три часа, лейтенант плюнул и отправил задержанного обратно в камеру со словами:

– Кажется, нам обоим нужно подумать.

Петелин неожиданно улыбнулся. Улыбка получилась бледная и странная, даже жутковатая. Так могла бы улыбаться старая фарфоровая кукла.

– Надеюсь, вы согласитесь, что и мои мысли также исключительно частное дело.

Не ответив ни да ни нет, Ковригин вызвал конвойного и приказал отвести задержанного. Себе самому он готов был признаться, что не имеет понятия, как допрашивать этого молодого человека. Но к завтрашнему утру обязан найти ту точку, на которую может надавить, чтобы ворота открылись.

Друзья встретились в восемь вечера у дверей того самого кафе «Любовь к трём апельсинам», владельцы которого рискнули предложить жителям степенного, неторопливого города гастрономические эксперименты.

– Молекулярная кухня? – Ковригин сложил брови домиком. – Здесь, у нас? Да ладно!

– А почему, собственно, нет? – с некоторой обидой поинтересовался официант. – Между прочим, и знаменитый московский «Яр», и «Палкинъ» в Петербурге на углу Невского и Владимирского проспектов принадлежали ярославцам! Вы сперва попробуйте, а потом будете вспоминать и нахваливать!

– Хорошо, давайте, будем пробовать, – улыбнулся Алекс.