Холодное блюдо в багажнике

Затем первый Мышенков произвёл ещё массу телодвижений, в результате которых тело задушенного клиента оказалось помещённым в багажник «Фольксвагена» Бояркиной, и исчез.

Остался Мышенков номер два. Он столбом стоял посреди дворика и озирался по сторонам. Заслышав скрип ворот, преграждающих въезд в арку, Мышенков Второй вдруг ощутил себя ответственным за действия Мышенкова Первого и поспешно спрятался за контейнером с мусором. Во двор въехал автомобиль, и спустя несколько секунд, на ходу поглядывая в круглое карманное зеркальце и поправляя причёску, мимо быстро прошла Марина Григорьевна Бояркина. Она несколько раз нетерпеливо позвонила, затем побарабанила в железную дверь кулаком и снова придавила кнопку звонка.

Спустя минуту после того, как Бояркина, отперев дверь извлечённым из сумочки ключом, вошла в офис салона «Фея», Лев Николаевич Мышенков бегом припустил к арке, чтобы через калитку в решётчатых воротах выскочить на улицу, где только лишь живые люди и нет покойников. Тем более – убитых в его присутствие и на его глазах.

13

Забыла что-то? А что она могла тут забыть? Подлесный глянул по сторонам – во всяком случае, не сумочку. А кроме сумочки и ветровки у неё ничего не было. Что ж, сейчас узнаем. Дмитрий дошёл до двери и отпер её. Даже в глазок не посмотрел.

Дальнейшее произошло столь стремительно, что он опомнился уже после того, как уткнулся лицом в пыльный палас, ещё хранивший запах чьих-то потных ног. Ворвавшихся в квартиру людей было много, наверное, трое. А может, всего двое, но – быстрых, решительных и сильных.

Потом его схватили за шиворот и поволокли. Втащив в комнату, которую он минуту тому назад покинул, швырнули в кресло. Обретя устойчивость, Дмитрий собрался осмотреться, дабы сориентироваться в обстановке, но в тот же миг перед его глазами возникло круглое лицо молодого парня, увенчанное сверху хохолком реденького чубчика.

– Привет, дядя! – злорадно произнёс круглолицый парень с чубчиком. – Вот и свиделись, родимый. Ну-ка, обозначь радость! Как ты это делаешь?

Дмитрию захотелось двинуть в гладенькую рожу, однако он удержался. Как ни врежь этому гаду, чубчик с его головёнки никуда не денется, даже не помнётся. Как торчит веерочком, так и будет торчать.

– Это кто у тебя со связанными руками? – спросил парень с чубчиком. – Что здесь происходит? Ну! Отвечай! – И парень ударил Подлесного в солнечное сплетение.

Дмитрий решил не отвечать. Потому, во-первых, что разговаривать ему было трудно, и потому, во-вторых, что общаться с ворвавшимися в квартиру и распускающими руки хамами не желал из принципа. В конце концов, пускай беседуют с Мышенковым и не машут ручонками. Сейчас им Мышенков объяснит, что он не имеет отношения к смерти их папочки – а то, что это люди Козюкова, Дмитрий догадался практически сразу, – и его оставят в покое. Ещё и извиниться обязаны будут.

Чубатый снова ударил Дмитрия и повторил свой вопрос. Подлесный зажмурился и закряхтел, но не изрёк ни слова.

– Упрямый, – констатировал парень. – Ладно, пригляди за ним, Никитка, а я со вторым поболтаю.

И его сменил высокий парень с длинным лицом, сходу отвесивший Подлесному увесистую затрещину. В ушах зазвенело. Сквозь звон доносились не вполне внятные вопросы, задаваемые чубатым Мышенкову, мол, кто, что и почему. Потом слуха Дмитрия стал достигать почти совершенно нечитаемый лепет Льва Николаевича, торопливый, взволнованный, сумбурный. Лишь когда звон в ушах прекратился, Дмитрий смог адекватно воспринимать происходивший между чубатым и Мышенковым разговор.

А разговор был суперудивительный, настолько поразивший Подлесного, что нижняя челюсть его отвисла, а глаза округлились.

– Я не знаю, как он догадался. Наверное, на лице моём отразилось. Видимо, так, – испуганным голосом говорил Мышенков.

– Сюда он каким образом тебя затащил? – следовал очередной вопрос.

– Затащил в машину и привёз. Он сильный.

– Да ну? А ведь не похоже.

– Сильный.

– Что он собирался с тобой сделать?

– Убил бы, смею предположить. Я уже с жизнью распрощался окончательно.

– Ты признался ему, что узнал его? – продолжал допрашивать Мышенкова чубатый.

– Мне ничего не оставалось.

– Как ты узнал, если они были в масках?

– По фигуре, по одежде. И по голосу ещё.

– Душил он или второй?

– Они оба. Сначала один, затем другой. Думал, и меня убьют.

– И почему же не убили? Шея толстая?

– Я не знаю.

– Что ты не знаешь? Толстая ли шея?

– Не знаю, почему пощадили.

– Почему тело оказалось в багажнике?

Воцарилось молчание. На этот последний вопрос чубатого ответа у Льва Николаевича, похоже, не было. Или ответ имелся, но такой, который, по мнению допрашиваемого, не мог понравиться суровому следователю на общественных началах.

– Не тормози! – прикрикнул «следователь», и послышался глухой звук удара. – Кто засунул тело в багажник? Это ты надругался над телом покойного?

– Нет, я не знаю! Не я! – испуганно выкрикнул Мышенков.