– Это обязательно – стволом череп сверлить? – раздражённо сказал Дмитрий. – Кстати, то, что вы у меня отняли, – всего лишь игрушка. Только сегодня в ЦУМе взял, – добавил он и порадовался, что не оказалось при нём пистолета, отнятого у водителя джипа.
Лариса посмотрела на Подлесного и поняла, чего он боится. И, пожалуй, он прав. Придётся ехать. К тому же если она будет продолжать имитировать поломку автомобиля, Гольцов вызовет подмогу.
Лариса запустила двигатель, резко бросила машину вперёд и снова стала думать об организации аварии, что отразилось и на стиле управления автомобилем. Данное обстоятельство не осталось незамеченным ни для Подлесного, ни для Гольцова.
Последний тоном рассерженного и взволнованного человека потребовал:
– Поосторожней езжайте. Мы так и в аварию попадём в два счёта.
А Подлесному стало плохо. Что-то сильно сжало внутри, а потом давящая боль стала подниматься кверху, лишая лёгкие кислорода. Похоже, сердце. Все эти последние события и без того изрядно потрепали его, а тут ещё Лариса с её экстремальным стилем вождения. Если бы он сейчас сам был за рулём, то мог бы позволить себе и не такое. Но когда он бывал в роли пассажира, то всегда очень волновался и болезненно переживал все ошибки того, кто его вёз.
– Окно… Воздуху… – попросил он.
– Тебе плохо? – быстро глянула на него Лариса.
– Да, сердце что-то…
Лариса опустила стекло наполовину и полностью – спинку правого переднего кресла, в котором находился Подлесный. Гольцов вынужден был сместиться влево.
– Егор Палыч, надо бы остановиться и «неотложку» вызвать, – сказала Лариса и начала перестраиваться вправо.
– Не надо останавливаться, – решительно возразил Гольцов. – Едем к ближайшему посту, откуда и вызовем медпомощь.
– Егор Палыч, а ты позвони, чтобы нас там уже ждали. – И она протянула Гольцову свой мобильный телефон. – И своим позвони, чтобы обеспечили конвоирование Подлесного в больницу.
Гольцов с видимым нежеланием принял от неё телефонный аппарат, но всё же вызвать заблаговременно машину «скорой помощи» не отказался.
Через минуту, занятый телефонными переговорами, он даже не заметил, что двигатель «Опеля» заглох и что автомобиль существенно снизил скорость. От внимания же Подлесного это не укрылось. Он хотел обратиться с соответствующим вопросом к Ларисе, но говорить желания у него не было, и он промолчал.
Лариса между тем сама обернулась к Дмитрию и многозначительно указала ему глазами на правую переднюю дверцу. На что она намекает? Чего ещё она хочет от него?
Тут двигатель вновь заработал, и почти тотчас же «Опель» резко затормозил.
– Беги! – крикнула Лариса и рванула Подлесного за рукав. И сама же открыла дверцу.
Дмитрий выскочил из машины, которая, взвизгнув колёсами, рванула с места. Подлесный, совершенно ошеломлённый, остался стоять на второй полосе внутреннего кольца МКАДа.
А на заднем сиденье «Опеля» в отчаянии метался опер Гольцов.
– Остановите! Сейчас же остановите машину! – не то кричал, не то стонал он. – Вы помогли бежать преступнику! Вы ответите за это!
– Это не преступник, а мой информатор, на мою встречу с которым ты попал исключительно обманным путём, – парировала журналистка Лариса. – А если он преступник, то почему не стрелял?
– Это из-за вас! Вы затормозили резко, и я выронил оружие.
– Крепче держать надо было, – последовал упрёк журналистки.
– Остановите! Вы не имеете права препятствовать работнику милиции…
Лариса резко снизила скорость и обернулась.
– А вот о правах не будем, – суровым голосом заявила она. – А то ведь я всё ещё храню изорванные по твоей милости колготки и погубленные туфли.
– Какие колготки? Какие туфли? – опешил Гольцов.
– Те самые! Когда ты на дороге меня бросил. И у меня имеются свидетели, как я без туфлей и в рваных колготках по столице моей Родины рассекала.
***
Дмитрий Подлесный, чудом не оказавшийся сбитым проносящимися мимо автомобилями, добрался-таки до обочины и присел на ограждение. Боль в груди потихоньку проходила, а вот понимания произошедшего как не было раньше, так не было и теперь. Что происходит? Сначала Лариса выводит на него церберов с автоматами, потом является к нему на встречу в сопровождении питающего к нему горячую антипатию опера Гольцова, который не замедлил приставить пушку к его затылку.
Однако затем она вышвыривает его из машины и увозит любезного его сердцу Егора Павловича Гольцова, предоставив, тем самым, ему возможность отдалить на неопределённое время переход на тюремное питание.
Что касается показаний умирающего Мышенкова, то тут и вообще без бутылки не разберёшься. Как, впрочем, и с бутылкой. Да и пить бы сегодня не следовало больше. Он вынул сигареты и подумал, что и курить бы не надо. Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт, вспомнилось ему. Умирать здоровеньким, пожалуй, даже более обидно, чем больным и немощным.
Спустя час с небольшим, Подлесный, уже перебравшийся на следующую стадию опьянения благодаря ополовиненной им бутылке водки, звонил в дверь квартиры Ларисы.