– Ты всё же в зеркала посматривай. Мне постоянно кажется, что за нами следят. Даже иногда осматриваю себя и боюсь увидеть красную точку, которая ползёт по телу и ищет, куда должна вонзиться свинцовая горячая штучка.
– А вот ты сам развернись на двести градусов и зырь, если делать нечего. А то, смотрю, у тебя воображение прямо-таки трагико-поэтическое.
***
Часы порою способны замереть в позе определённого мгновения. Просто, сломавшись, останавливаются и молчат. Тупо и исключительно бессмысленно.
А время всё равно движется дальше, отщипывая, с помощью остальных мелкозубых тиктаков, кусочки жизни от пространства всего сущего.
Подлесный был в состоянии глубочайшего сна, когда Лариса принялась его будить, тряся так, что чуть голова не оторвалась.
– Что? В чём дело? Чего надо? – бормотал Дмитрий, не желая просыпаться.
– Хорош ночевать! Быстро встал и ожил! – командовала Лариса. – Считаю до ста. Девяносто восемь… Эй! Девяносто девять…
– Скажи мне, который час, и я скажу, кто ты, – приоткрыл сонные глаза Подлесный. – Наверняка ни свет ни заря без пяти.
– Уже девятый вовсю.
– Сволочь.
– Подъём. У нас полно дел.
– Дел? Каких дел? – Дмитрий напрягся и припомнил, что накануне они решили установить всех Ларис, которых знал Козюков, и всех знакомых Мышенкова с тем же именем.
Но если бы он покемарил ещё часик, то ничего страшного бы не случилось. Чтобы окончательно прийти в себя Дмитрий начал осматриваться и заметил, что Лариса уже вовсю одевается, а именно – надела трусики и натягивает колготки, извиваясь и потряхивая грудями.
Подлесный зевнул, потянулся и сообщил:
– Чего-то хочется, а кого не пойму.
Лариса замерла, осмысливая, по-видимому, услышанное, затем принялась снимать колготки.
За завтраком Лариса подробно инструктировала Дмитрия, разъясняя, как и что он должен делать, что и как говорить.
– Удостоверение лучше показывать в перевёрнутом виде и не выпуская из рук. И при этом что-нибудь спрашивать. То есть не провоцировать человека на детальное разглядывание удостоверения. Вежливо, но настойчиво действовать. «Так… Здрасьте, я такой-то», – продемонстрировала Лариса, понизив голос до баса. – Как гаишники представляются? Внятно и раздельно называют должность, а фамилию произносят так, что и не поймёшь, кто он: Иванов или Сидоров. И важно попасть в мазь. А то потом весь разговор пойдёт бестолково.
– Да знаю я всё. На ментов я насмотрелся достаточно, – сказал Подлесный скучным голосом.
Однако когда спустя час он входил в единственный подъезд двенадцатиэтажной коробки, то почему-то разволновался. И в самом деле, сделай он что-то не так, и траектория развития дальнейших событий примет безобразно некрасивую конфигурацию.
Чтобы собраться с мыслями и соответствующим образом настроиться, он отправился на одиннадцатый этаж пешком. Ходить по лестницам очень полезно. Поступай подобным же образом Мышенков, который, без сомнения, предпочитал на лифте кататься, то сейчас, быть может, и жив был бы, чучело неуклюжее.
Открыли поразительно быстро. Словно у двери дежурили. Перед Подлесным появилась высокая худая женщина средних лет в тёмном брючном костюме. Это и была в недавнем прошлом жена, а теперь вдова Мышенкова.
Бог наградил её глупой улыбкой. То есть когда она улыбалась – весело, насмешливо, иронично, зловеще, – лицо её принимало глупый вид. Широковатый нос, коротковатая верхняя губа, круглые глаза, которые округлялись ещё больше, вероятно, способствовали тому.
Вот и сейчас вдова Мышенкова, узнав, что к ней явился представитель славной милиции, принялась странным образом улыбаться, а потом с глупым смешком сообщила:
– Так ведь только что…
– Что только что? – не понял Дмитрий.
– Да вышли от меня. Ваши. Двое. Я думала, они забыли чего.
– А, ну так нас много по этому делу, – не растерялся Подлесный, пряча удостоверение. – Одни одну версию отрабатывают, другие – вторую.
Вот повезло, так повезло. А выбери он лифт, то и приехал бы уже. И представляться не пришлось бы, пожалуй, размахивая липовым удостоверением, – распяли бы на фоне обоев этих в цветочек и заковали в наручники. А у него при себе – оружие козюковца-окорочковца. Ещё повезло, что Лариса довольно эротично колготки надевала.
– Хорошо, проходите. Заодно уж, – последовало приглашение.
– Как вас, извините, называть?
– Тина Алексеевна.
– Как, простите? Тина?
– Тина Алексеевна, – с достоинством повторила женщина.
– А я Дмитрий Иванович.
– Так вот, Дмитрий Иванович, могу повторить вам то, что сказала вашим коллегам, – начала Тина Алексеевна, лишь только Подлесный присел в кресло. – Никаких Козюковок я не знаю. Думаю, что и Мышенков такого не знал. По крайней мере, я от него имени этого не слыхала. Если, правда, как мне тут сказали, этот Козюкович был клиентом их, то я вполне могла и не знать его. Я в дела мужа не лезла.
Подлесный сидел с важным видом и кивал, слушая вдову. Пускай она расскажет обо всём, о чём недавно поведала его «коллегам», а уж потом он сам задаст необходимые вопросы.