Холодное послание

Однажды произошла беда – Люда, которая с тех пор ходила в художественную школу одна, попала под машину. Одного часа занятий не было из-за праздничного дня Восьмого марта, и они с подружкой решили погулять по аллейке. Начали баловаться, прятаться за кустами самшита – вот и не заметили серенькую, самого травмоопасного цвета «копейку». Люда выскочила из-за куста под колеса. Удар получился несильным, отчего худенькую девочку не отбросило в сторону и не кинуло на капот; она попала именно под машину, колесом ей передавило руку, да и представьте себе восьмилетнего ребенка под урчащим чудовищем, которое только что ударило его в живот и подмяло под себя. Люда даже кричать не могла, потому что горловые связки словно парализовало; кричала во весь голос подружка. Фактически водитель виноват не был, поскольку расстояние, на котором ребенок выскочил на дорогу, не позволило бы избежать ДТП даже при феноменальной скорости его реакции, а тут обычный, уставший после трудового дня закройщик, набегавшийся по магазинам за подарками семье. Юридически он тоже ответственности не подлежал: судебная практика в данной ситуации предусматривает наказание, только если он видел помеху на дороге, так как в любом случае при появлении в поле зрения малолетнего ребенка внимание надо удваивать, а скорость снижать. Люду же разглядеть за плотной изгородью кустов возможным не представлялось. Но у водителя было трое своих, правда, мальчишек, но одного возраста с пострадавшей, да и человек он был хороший, поэтому не только отвез Люду в больницу, но и разыскал ее родителей – на телефоны они не отвечали, навещали гостей, – а в последующем оплатил все лекарства. С женой, перепуганной полненькой поварихой, закройщик неделю, пока Люда поправлялась в отделении, передавал девочке фрукты (от себя повариха добавляла выпечку, что хватало на всю палату), а потом еще и принес родителям крупную сумму денег – подзанял, да еще продали телевизор. Родители денег не взяли, тоже понимали ситуацию. Но смысл беды был не в этом. Услышав о том, что девочка попала под машину, отец сперва побледнел и спросил, жива ли она, что сломано, а потом, узнав, что у нее только стресс и сильные ушибы… не стал портить праздник жене, и в больницу они пришли только на следующий день, девятого. Как ни звонили им врачи отделения, как ни стучался в дверь по указанному Людой домашнему адресу закройщик – уехали с ночевкой к родственникам, взяв с собой маленькую дочку.

Какой скандал закатила по этому поводу бабушка, Людмила вспоминала с неохотой.

Крику было столько, что, кажется, цыганский табор показался бы тихой лекционной аудиторией. Бабушка чуть с ума не сошла, когда сын позвонил ей и сообщил о травме внучки. Она лично виделась с закройщиком – «очень, очень приличный человек, не чета вам, двум моральным уродам!»: бабушка семнадцать лет проработала в милиции и в выражениях к старости стесняться перестала, если видела несправедливость. С внучкой в палате она ночевала с тех пор, как только узнала о трагедии, – тихонько ляжет на свободную койку и смотрит, чтобы пять малышей, кто с перевязанной ручкой, кто с ножкой в гипсе, спали спокойно: водички подаст, по голове погладит, а если проснулся посреди ночи – сядет рядом и расскажет сказку. Палата рыдала, когда Люду выписали, да и матери детей, которые в больнице ночевать не хотели: надо ведь взамен санитаркам помогать, полы в палате мыть, – были расстроены. Бабушка с полами справлялась прекрасно, а с детьми – еще лучше.

Вот после выписки и пошел разнос; сын был нещадно выпотрошен в душевном плане, настолько, что год после этого распределял внимание между двумя своими дочками, только потом опять все вернулось; не стало бабушки, не стало строгого, любящего контролера. Невестка… Невестка ей – чужой человек, только и всего, что мать любимых внучек, и уж если ее дома не воспитали, то не ее это дело, вроде как та все равно ее упреки не воспримет; но бабушка и тут нашла лазейку. Вызвала Людмилину мать на нейтральную территорию – общую дачу строил дед, но родители Люды тоже вложились почти в половину стоимости. Поговорила без эмоций, протокольным языком. Потом ее увезли в больницу с гипертоническим кризом, но своего бабушка добилась: любить, как прежде, мать старшенькую не стала – естественно! любовь – не рабочий регламент, насильно не заставишь, – но заботиться начала, как и о младшей, только вот последней все от сердца, с улыбкой, а первой – сквозь зубы. Опять же, до бабушкиной смерти…