Холодное послание

Антонова можно было понять. Но вот помочь Антонову было нереально, потому что он хотел, как та девочка с цветиком-семицветиком, и рыбку съесть, и костью не подавиться. Начальник следствия желал, чтобы Ильясова М. Р. сидела в клетке, но не собирался санкционировать задержание по ст. 91 УПК РФ; желал найди источник героина и отказывался поддерживать идею обыска у Барцевой. Обыск у Ильясова скрепя сердце он пообещал, но к Барцевой запретил приближаться ближе чем на метр: мол, у красотки такие связи, она в ГАИ свой человек. Более дипломатичный Калинин заметил, что испокон веков гаишники если розыску и помогали, то сами того не желая, и вообще, мент гаишнику не товарищ. Менее дипломатичный Вершин стал орать, что скоро связи в обслуживающем райотдел ЖЭКе будут веской причиной увода от уголовной ответственности. Консенсуса не достигли.

– Я точно помню, что еще тогда у меня возникли подозрения, – кипятился Вершин, когда Антоненко, дымя ноздрями, помчался ябедничать в штаб. – Мне она не понравилась на опросе – слишком уж демонстративная, честное слово. А теперь я вспомнил: она шлюхой была, элитной, только у нее заболевание, связано с психикой, вроде как реактивный психоз, что-то после аварии. Ее тогда еще хотели по 241-й закатать, под группу лиц, а она справкой помахала, и следак решил – лучше уж свидетелем пойдет, чем экспертизу ей проводить. А она действительно вовлекала, там была чистая третья часть… И героин, смотри, не «спайс», не опиаты. Ильясова мы прижучим, это четко, только даже обыск у него делать – сейчас смысла нет…

Вершин был полностью прав. У наркоторговцев нет пагубной привычки держать товар дома: мало ли, вдруг районный участковый с понятыми решит пройтись, а тут запашок ацетона из кухни; а может, оперуполномоченный с дружелюбным выражением лица станет расспрашивать о соседях, а сам холодными глазами на вены смотрит да воздух нюхает. А потом и вовсе обыск под другое уголовное дело выпишут – и гуляй, малыш, по два-два-восемь…

Вот и сейчас. Сунься к Ильясову домой – и что найдешь? Максимум кулинарный мак, есть такие остроумцы, у Калинина к ним личная неприязнь была, когда он, еще будучи молодым лейтенантиком, изъял два пакета мака и гордо принес экспертам. Надо было видеть, как сочувственно смотрела на него капитан Балацкая, извлекая из полиэтилена бирку «мак пищевой кулинарный, ООО «Моссельпром», упаковщица № 12». Где Ильясов травку хранит – неизвестно. От Марго толку никакого. Наружку разве поставить…

…Зазвонил телефон на столе Микулова. Лейтенант поднял трубку:

– Микулов, уголовный розыск. Что? Кого? Арсений Викторович, вас.

Калинин перегнулся через стол, взял трубку. Сначала тепло поздоровался, потом лицо его стало сосредоточенным, и он помахал выходящему курить майору рукой. Вершин остановился, присел на стул для жуликов и с интересом подался вперед, прислушиваясь.

– Когда написано заявление? Когда пропал? А что же она через две недели-то спохватилась, Илюш? Не говорит, ясно… А давай-ка сейчас вы подскочите все вместе в морг, пока заявление не принимай, посмотрим сначала. Добро, Илюш, ценю твое участие. – Калинин положил трубку на рычаг и посмотрел на Вершина. – Заявление женщина одна принесла, о пропавшем без вести. Муж у нее под Рождество ушел.

– И?

– Татуированный такой. С двумя рыбами и цепью на плече. Наш, с Зеленой.

Вершин присвистнул.

– Нас Пишулин в десны зацелует.

– Да пошел он… Поехали, благословясь, в морг. Суетной денек выдался…

Морги в России разные, но их объединяет одно: оптимизм судебно-медицинских экспертов.

Судмедэксперты в подавляющем большинстве своем – прекрасные люди, которые каждый день имеют дело с несчастьем, бедой, болью, страхом, смертью. Изнасилованные девочки на освидетельствовании – тут она в истерике бьется от любого, даже материнского прикосновения, а перед тобой на столе лежит постановление следователя с вопросами: а был ли анальный секс? А вагинальный? А мазки взять из влагалища? А царапины, оставленные руками насильника, замерить? А если ребенку десять лет и он только что пережил безумную боль, ужас, горе, – а медлить нельзя, нужно добывать вещественные доказательства, чтобы наказать подонка? А мама сидит в «предбаннике» и рыдает в голос, потому что ей каждый синяк ребенка – как зарубка на сердце.

А пьяные, обкурившиеся коноплей прожженные шлюхи, посылающие врача по всем известным адресам, заигрывающие с ним на смотровом кресле? А прибавьте поток бытовых травм – от скалки до ножа, а прибавьте травмы производственные – от перелома до ампутации? Был здоровый парень, грудь колесом, рост под два метра; отскочил брусок при распиле, полетел на хорошей крейсерской скорости в живот – вырезали желудок, привет! Инвалид в двадцать четыре года.

И это – живые. А трупы? Обожженные, сгнившие, с водорослями на лице, с веревкой на вздувшейся шее, зловонные, скелетированные – да мало ли их! Каждого осмотри, установи причину смерти – а ведь ответственность не меньше, чем если бы живых оперировал, а то и больше! А если трупы детей? Беременных? А внутри неродившийся семимесячник? А если эксгумация?