Холодное послание

Это какие нервы надо иметь эксперту!

А что – нервы. Прибавить к этому глубинные знания, жесткий характер, да еще и с людьми разных категорий работать: заявители – своя истерика, правоохранительные органы – свои просьбы, а еще и прокурорские работники требуют дай бог: особо тяжкие преступления – их прерогатива, вот они и выкручивают эксперта в тряпку: труп в полпервого ночи поступил, у тебя в другом городе совещание, а следователь СК с утра на телефон присел и давай названивать: когда, когда, когда? И им хочется помочь, и у себя успеть, а все мы люди, у всех то машины ломаются, то язва мучает, а ты на все плюешь и едешь очередному грудную клетку вспарывать да рассматривать…

Калинин с Вершиным с городскими экспертами дружили.

Во-первых, в связи с новыми веяниями в городском Бюро СМЭ появились две девушки. Стройные, симпатичные, одна рыжеволосая, другая – шатенка с оттеночным шампунем. Обе разбирались в медицине прекрасно, обе года два катались с экспертами по трупам, обе обладали специфическим, присущим работникам определенных сфер, чувством юмора.

Во-вторых, четверо экспертов-мужчин были неподражаемыми личностями, с которыми оперская душа просто отдыхала.

Ну и в-третьих, Вершин был брезгливым до невозможности, но тяготы пребывания в прозекторской нес с патриаршим достоинством, что веселило окружающих, несмотря на мрачность самого места.

Калинин не уставал рассказывать случай, когда майор приехал на опознание вора по кличке Розга, сгоревшего при автомобильной аварии в своем старом «вольво». Вершин вошел в прозекторскую, где на столах лежали три трупа: два лица без определенного места жительства и Розга в «позе боксера». Розгу опознали. Майор дописывал протокол, когда санитар Никита, разбитной паренек, принялся распиливать черепную коробку одного из бомжей, напевая при этом веселую песенку. Майор отойти не успел, и пыль от распиливаемой кости полетела в его сторону. Вершин захлопнул папку и вышел. Через час он приехал не в синей гражданской рубашке, а в форме. «А почему не по гражданке?» – спросил Калинин. «Рубашку выбросил, – лаконично ответил Вершин. – А чистых не было».

Заявительница оказалась стройной женщиной с грустными серыми глазами и выражением лица, как у затравленного зайца. Вроде и симпатичная, и глаза красивые, умело подведенные, и прическа – волосок к волоску, а шарахается от каждого громкого звука. Сначала Калинин списал это на волнение, все-таки не каждый день едешь труп опознавать, да еще понимая, что это – твой супруг, но потом подумал: дело не в этом, пожалуй. Еще у заявительницы оказалась сломанной рука, и до локтя ее украшал гипс, отчего пальто топорщилось, а правый рукав был безжизненно пуст.

В помещение морга Вершин не пошел, остался курить на улице; Калинин провел заявительницу к холодильникам, где уже ждал опер из группы розыска УВД Советского района Илья Аверин, попросил санитара показать неопознанного, и тот с грохотом вытянул эжектор. Заявительница даже подходить близко не стала – равнодушно посмотрела и сообщила, что да, на каталке находится ее супруг, Перетятько Андрей Валентинович, 1974 года рождения, который ушел из дома вечером седьмого января и не вернулся. Особые приметы: шрам под правой лопаткой от удара током, два коренных зуба отсутствуют, на плече татуировка – рыбы и цепь. Илья составил протокол опознания, заявительница, Перетятько Людмила Александровна, подписала его в двух местах и некрасиво, с шумом, упала в обморок.

Сурен был вне себя от злости. Сначала он судорожно соображал, что Рита могла знать о его деятельности и что теперь может рассказать в милиции; если на него выйдут, нужно будет как-то выкручиваться. Неужели она поняла, что все его байки про картофель – липа? Сурен с раздражением отбросил от себя эту мысль: сестра дальше носа не видит, ей скажи, что он на атомном заводе работает, схавает с восторгом и будет молоком его поить, чтобы снизить воздействие радиации. Она бы с ума уже сошла, если бы знала. Тогда почему ее взяли? Что она могла натворить, его овца, которая даже постоять за себя не умеет? Почему рыдала в трубку? Она ведь на виду целыми днями, прибежит из института, сядет в угол с книжкой и бубнит что-то про себя, какой там, к черту, криминал! Может, деньги своровала у кого-нибудь? Чушь собачья, он ей столько дает, что она тратить не успевает, с ее потребностями особенно много и не надо. И все же сперла что-то, наверное…

Сурен метался по квартире, как зверь в клетке, пытаясь найти хоть какое-то разумное объяснение происшедшему. Да не могла его проклятая сестра никуда влипнуть! Это мусора, суки, точно – мусор, провоцируют его… Да нет, не стали бы они действовать так топорно, это же не голливудский боевик, а Сурен – не такая шишка, чтобы ради него идти на задержание членов семьи… единственного члена семьи, остальных он давно уже не считал за людей, мусора-то о них и не знали.