Холодное сердце

Люк понял, что она не хотела, чтобы кто-нибудь узнал об этом, по крайней мере до того, как Верити станет достаточно взрослой, чтобы услышать правду. Хлоя думала, что, если этот день когда-нибудь наступит, он принесет девочке только печаль, потому что, даже умирая, Дафна отказалась назвать имя отца своего ребенка.

– Ваша вторая половинка, – сказал Люк, как будто знал, что привязанность близнецов друг к другу гораздо сильнее той, что связывает обычных братьев и сестер.

– Мы были совсем не похожи, – с дрожащей улыбкой ответила Хлоя, вспоминая, как сильно отличались они с Дафной, несмотря на общий день рождения. – Я не могу вам передать, каково было всеобщее потрясение, когда выяснилось, что именно Дафна угрожала опорочить честь семьи, а не другая сестра, которой всегда предрекали плохой конец. Иногда мы ругались и дрались между собой как кошка с собакой, временами она позволяла мне отвечать за наши общие грехи, потому что я казалась для этого более подходящей. Одну из нас вполне могли наказать за двоих.

– И вы делили ответственность за грехи поровну?

– Более или менее, – осторожно призналась она.

– Вы считались паршивой овцой и расплачивались за это, верно? – спросил Люк, как будто знал, что тумаки и проклятия сыпались на Хлою чаще за сестру, чем за нее саму, потому что она нуждалась в одобрении окружающих гораздо меньше, чем ее сестра.

– Что, если и так? Мы были вдвоем и редко удостаивались чужого внимания, наша няня умерла следом за нашей матерью. Дафна старалась мне помочь, принося еду и книги, когда мне запрещалось их давать, или придумывала какое-нибудь новое развлечение, чтобы повеселиться после моего очередного наказания. Я не была святой, мы обе были безрассудны и непослушны. Думаю, тетушки имели право говорить, что мы для них тяжкое бремя. Наши братья были гораздо старше. Они винили нас в смерти матушки, хотя мама умерла, когда нам исполнилось пять, и это все равно что винить Верити во всех грехах, совершенных Дафной. И не смотрите на меня так, я была не настолько наивна, чтобы не знать, что у нее был любовник, но я никогда не ловила ее на месте преступления, не видела любовных писем, не слышала тайных признаний, что позволило бы мне узнать, кто он.

Поняв, что рассказала слишком много, Хлоя заставила себя вернуться в настоящее и бросила на Люка возмущенный взгляд за то, что он вернул ее в прошлое, о котором ей до сих пор тяжело было вспоминать.

– А ваш отец? – спокойно спросил Люк, как будто они вели светскую беседу, а не разговор о том, как, даже не начавшись, закончилась ее юность. – Что он? – снова спросил Люк, задумавшись о том, как могла сложиться жизнь Хлои и Дафны, если бы отец дал им хотя бы половину той любви, с какой Люк относился к своей дочери. – Где он был?

– Его не было. Он всегда заявлял, что не может нас видеть, потому что мы слишком болезненно напоминаем ему о нашей матери, но позже я узнала, что ее тело еще не успело остыть, как он поселил в своем городском доме любовницу. Так или иначе, но он проводил все время в Лондоне, Брайтоне или в своем главном поместье в Нортамптоншире, куда нам приезжать не разрешалось. Многие годы мы видели отца очень редко до тех пор, пока не доставили ему такую неприятность, на которую даже он не мог не обратить внимания.

– И что он сделал, когда вспомнил о том, что у него есть дочери, которых он бросил на произвол судьбы?

– Он вернулся назад. – Хлоя невольно вздрогнула. Обхватила себя еще крепче, вспоминая страшный день его возвращения.

Люк усмехнулся:

– Полагаю, ему пришлось это сделать, раз ваша сестра носила ребенка.

Хлоя повернулась к Люку, взбешенная его настойчивостью. Однако еще до того, как гневные слова сорвались с ее губ, он смутил ее, сняв нагретый его горячим телом сюртук и обернув им ее плечи.

– Вы замерзнете, – попробовала возразить она и, утопая в тепле и соблазнительной мягкости шелковой подкладки, с наслаждением вдохнула неповторимый запах чистого мужского тела, лимонной воды и сандалового дерева.

– Не забывайте, я крепкий северянин, – сказал он с кривой усмешкой.

Как она могла не хотеть его, когда Люк стоял перед ней, такой мужественный и притворно циничный, заставляя ее сердце биться от страсти к нему? Теперь, когда он остался в жилетке без рукавов, невозможно было не заметить ширину его плеч и силу стройного зрелого тела. Хлоя представила его двадцатилетним молодым мужем глупой маленькой дебютантки, которой не хватило ума понять, за какого красивого мужчину она вышла, и невольно задумалась, что было бы, если бы они встретились и поженились, когда сама она была юной, импульсивной и глупой.